метафоричностью, возвышенная символика — с дерзкой натуралистичностью деталей, гротеск, ирония — с подлинным трагизмом. Таковы наиболее характерные — органично сливающиеся — элементы яшиковской прозы. Иными словами можно сказать, что в его реалистическом методе глубокий психологизм синтезирован с идущей от фольклора и традиций словацкой «лиризованной прозы» романтической приподнятостью образов, эпичность — с проникновенным лиризмом, и все вместе это помножено у Яшика на твердую коммунистическую убежденность, которая проявляется в самом подходе к действительности, в концепции произведений.

Первая книга, которую решился Яшик вынести на суд общественности в 1956 году, — роман «На берегу прозрачной реки» — была далеко не пробой пера. Словацкая критика, чрезвычайно благосклонно принявшая это произведение, назвала его романом «опыта, сердца и веры». Ведущий прозаик современной Словакии Владимир Минач обратился тогда в журнале «Млада творба» к Яшику, перефразировав известную формулу римских гладиаторов:

«Не каждый день вступает в литературу талант столь яркий и столь сформировавшийся. Итак: добро пожаловать на арену. Бойцы приветствуют тебя! Не жди славы, ее не будет… Наша слава — тот внутренний огонь, что вновь и вновь поднимает нас в бой за человека. Необходимо мужество. Мужество не обманывать самого себя, мужество создать свой собственный мир и выразить его. Мужество и еще раз мужество быть самим собою!»

Рудольф Яшик в бою за человека проявил подлинное мужество и искусство быть самим собою.

Новаторство Яшика тем резче бросается в глаза, что он словно нарочито ограничил себя материалом, наиболее традиционным для отечественных писателей. Его книги посвящены жизни крестьянства, а также осмыслению уроков войны и Словацкому восстанию, ставшему переломным этапом в общественно-политической и духовной жизни народа. Темы эти — стержневые для литературы Словакии. Но, обратившись к событиям, современником которых он был, Яшик открыл в них и в исполненной своеобразия манере донес до сознания читателей многое, не замеченное другими.

Если неожиданным мог показаться приход Яшика в большую литературу, то смерть его была для всех внезапной, как на фронте. Он скончался 30 июля 1960 года после неудачной операции, успев выпустить помимо романа «На берегу прозрачной реки» еще только одну книгу — «Площадь Святой Альжбеты». Человек талантливый — всегда в пути и умирает, как правило, не успев реализовать множества своих планов. И после Яшика, в сорок лет вырванного из жизни, остались невоплощенными обширнейшие замыслы, которые были под стать его расцветшему дарованию. Днем смерти писателя помечен номер братиславского литературного еженедельника «Культурны живот», где на последней полосе помещено краткое интервью с Яшиком, в котором он рассказывал, над чем работал в последнее время и что собирался написать в ближайшем будущем. Следующий номер еженедельника принес его некролог.

В некрологах нередко приходится читать о том, что в момент, когда перестает биться сердце писателя, он не умирает, ибо продолжают жить его произведения. В случае с Яшиком эта мысль — ставшая чуть ли не банальной от частого употребления — получила буквальное подтверждение. Неповторимые интонации его голоса зазвучали со страниц трех новых книг, появившихся одна за другой через год после смерти автора, — «Черные и белые круги», «Повесть о белых камнях», «Мертвые не поют». Пять зрелых книг (из них две незаконченных) — таков итог литературной деятельности Яшика. И без этих пяти книг невозможно представить себе новую, социалистическую литературу Словакии.

Яшик, как справедливо заметил словацкий критик Александр Матушка, мог бы сказать о себе словами Антуана де Сент-Экзюпери: «Я пришел из страны моего детства». Та «прозрачная река», на берегу которой развертывается действие романа, ставшего дебютом Яшика, — река Кисуца, протекающая через его родную Турзовку. Издавна этот живописный, но мало плодородный уголок слыл едва ли не беднейшим во всей Словакии.

О кисуцкой деревне писал в свое время Петер Илемницкий, один из зачинателей социалистического реализма в словацкой литературе. Он прекрасно знал этот край, где учительствовал в середине 20-х годов, и посвятил ему два романа — «Победоносное падение» (1929) и «Поле невспаханное» (1932), ряд очерков и рассказов^[1]. Романы Илемницкого и книгу Яшика объединяет стремление покачать на примере кисуцкой деревни пробуждение словацкого трудового крестьянства, рост его классового самосознания.

Характер Штефана, героя книги Яшика, выковывается в пролетарской среде: восемь лет он провел в городе, где впервые услышал о Советском Союзе, об Октябрьской революции, где партия научила его понимать, почему влачат столь жалкое существование люди в долинах Кисуцы. Из рабочей Остравы революционные идеи, веру в необходимость коренных социальных перемен приносит Штефан на хутор Грубый плац, где сталкивается с немыслимой бедностью крестьян, убожеством их жизни. Даже судебный исполнитель обходит хутор стороной, — здесь нечем поживиться.

«Нищета все подчинила себе: человека, его гордость, разум… Грубый плац живет обособленно, как остров, люди в нем ничего не видят, ничего не слышат и давно забыли о том, что они — люди… Жизнь в Грубом плаце стелется по земле как дым перед дождем».

Но самый главный враг, столетиями въедавшийся в сознание кисучан, — это страх, их покорность горькой судьбе. Они помнят, что испокон веку мир был разделен на богатых и бедных, считают такое положение незыблемым, а себя — обреченными безропотно сносить все страдания и мытарства.

Штефан и его друзья-коммунисты начинают самоотверженную борьбу за возрождение согнувшихся под бременем невзгод человеческих душ. И они преодолевают инертность крестьян, разрушают миф о безвыходности положения «забытых богом и проклятых дьяволом» кисучан. На берегу «прозрачной реки» свершилось чудо — произошла революция во внутреннем мире людей. От нее до революции социальной — один шаг.

Используя опыт Илемницкого, Яшик никоим образом не повторял своего предшественника; он стал его продолжателем и пошел дальше, — ему, в частности, важно было углубиться во внутренний мир своих героев. Сопоставление «кисуцких» романов Илемницкого к Яшика как нельзя лучше свидетельствует о неуклонном движении вперед социалистической литературы, о том, что писатели-коммунисты во второй половине 50-х годов ставили перед собой уже неизмеримо более сложные задачи, чем двадцать — тридцать лет назад.

Дань Яшика