меч-самосек: "Ты сидел бы дома, а он убивал бы кого тебе надо и возвращался", - однако молодой герой считает иначе: "Шагнуть и ударить... самому - лучше меча нет!"¹⁸

С героями первого поколения, а также с попавшими в иной мир часто связывается мотив неведения человеческих форм труда. Так, в нартском эпосе кабардинцев одинокому кузнецу Дабечу горном служит заря, наковальней - валун, а его ученик, родоначальник всех грядущих кузнецов, Тлепш кует кулаком на колене, железо слушается взгляда Тлепша¹⁹. То же говорится и о главном герое финского эпоса Вяйнемейнене, который, попав во чрево великана Випунена (то есть в иной мир), делает из одежды кузню и кует кулаком на колене [XVII, 133 - 140]; примечательно, что Вяйнемейнен не является героем первого поколения, но, будучи в ином мире, ведет себя по его законам.

Пока герой первого поколения не ведает человеческих форм жизни, он живет со своим миром в гармонии, но стоит только реалиям мира людей вмешаться в его судьбу, как начинается разлад: едва Тлепш изобретает первые молот, наковальню и клещи, как железо обжигает его руки и будет жечь впредь²⁰. Аналогична и судьба месопотамского героя Энкиду. Первоначально "шерстью покрыто все его тело, / Подобно женщине волосы носит"²¹ - то есть он существо неопределенного пола (тождество противоположностей в ином мире; кроме того, волосатость героя - устойчивый признак иномирности²²). Энкиду ест траву вместе с газелями, вместе со зверьми ходит к водопою - он нечто среднее между человеком и животным. Первоначально это - существо иномирное, вполне сопоставимое с героями первого поколения в неведении форм человеческой жизни. Но приходит блудница Шахмат и, соблазнив, "доделывает" его - после этого звери начинают бояться Энкиду, превратившегося в человека. Примечательно, что одним из результатов "доделывания" стало убавление физической силы Энкиду, которая у собственно героев первого поколения настолько велика, что не позволяет общаться с миром людей (самый яркий пример - русский Святогор, который так тяжел, что его "не носит мать-сыра-земля")²³. Сходный мотив убавления силы будущего героя также есть в русском эпосе - в былине "Получение силы Ильей" герой со второго глотка воды обретает мощь немеренную, такую, что готов свернуть землю²⁴ (аналогичной силой похвалялся герой первого поколения Святогор²⁵), а третьим глотком эту силу убавляет. Сопоставление образов Вяйнемейнена, Энкиду и Ильи Муромца с собственно героями первого поколения показывает, что черты этого поколения могут быть и у героев, к нему не принадлежащих, - либо в сюжете, описывающем приход героя из иного мира в мир людей (Энкиду и Илья), либо в рассказе о посещении героем иного мира, об инициации героя.

Мотив инициации является практически единственным средством введения героев первого поколения в сюжет, поскольку такие герои - обитатели мира смерти и сами не могут пойти на контакт. Более того, они к этому контакту и не стремятся (так как встреча с живым разрушает их "неведение" и может оказаться гибельной) и к пришедшим из мира людей относятся индифферентно или враждебно. В архаическом эпосе инициация главного героя - непременный элемент сюжета, который может быть унаследован и эпосом классическим: ирландский Кухулин обучается военному искусству у хозяйки иного мира Ск'aтах, Вяйнемейнен попадает во чрево Випунена, дабы постичь мудрость, Илья Муромец получает от Святогора богатырскую силу²⁶; инициатическими, по сути, являются все приключения Одиссея, Рамы, изгнание Пандавов в леса, путешествие Гильгамеша за бессмертием. Остановимся на некоторых деталях подробнее.

Владыка иного мира нередко тождествен своим владениям. Например, русский Святогор - "малоочеловеченное порождение природы", где человеческое и ландшафтное дифференцированы слабо²⁷; в ирландском эпосе имя Ск'aтах происходит от "scath" - "тень"; финский Випунен описывается так:

На плечах росла осина,

На висках росла береза,

С бороды свисали ивы,

И ольха на подбородке,

Изо лба тянулись ели,

Меж зубов качались сосны [XYII, 61 - 66].

Путь к хозяину иного мира нередко идет через заставу, охраняемую смертоносным оружием: в ирландском эпосе это "Мост Лезвия", грозящий гибелью²⁸, в нартском - меч-ворота, разрубающие входящего в дом²⁹; то же происхождение, видимо, имеет и образ симплегад, известный, кроме античного, нартскому³⁰ и русскому эпосу (Дюк - герой из золотого царства - отправляясь на Русь, должен миновать "горы толкучие")³¹. Интересный аналог "Моста Лезвия" встречаем в финском эпосе: это путь по остриям игл, мечей и секир [XVII, 19 - 24]. Все эти образы, вероятно, связаны с представлением о том, что иной мир находится во чреве хозяина, а вход туда - его пасть³².

Устойчивым признаком иного мира и всех существ, относящихся к нему, является связь с горами и камнем вообще. Путь в иной мир лежит через горы - кроме уже упомянутых симплегад, это дорога к Ск'aтах³³, путь Гильгамеша через горы Машу и тоннель в этих горах к саду камней (образ, в котором отождествляются живое и неживое):

. . . . . Сердолик плоды приносит,

Гроздьями увешан, на вид приятен.

. . . . . Лазурит растет листвою -

Плодоносит тоже, на вид забавен³⁴;

даже былинный Змей называется Горынычем.

Главный герой эпоса, отправляясь в инициатическое путешествие, приобретает некоторые черты мертвеца: Вяйнемейнену нужна обувь из стали [XVII, 30], то есть обувь мертвых³⁵, Гильгамеш одевает рубище и львиную шкуру и становится подобен "идущему дальним путем", то есть мертвецу³⁶. Находясь в ином мире, необходимо уподобиться его обитателям: герой должен стать для них "своим", иначе он будет уничтожен ими и останется в царстве смерти навсегда.

Владыка иного мира одновременно жив и мертв (например, Випунен [XVII, 43 - 46]), его отличительный признак - слепота: в первую очередь это Яга, вынюхивающая, а не видящая героя³⁷; таков и отец Святогора - слепой старик исполинской силы, здороваясь с ним, Илья протягивает не руку, а раскаленную палицу³⁸ - живое противопоставляется мертвому как светлое - темному ("темный" означает еще и "слепой") и теплое - холодному³⁹. Так же финский Випунен не видит Вяйнемейнена и не может понять, кто им проглочен; кстати, герой, устроив во чреве великана кузню, терзает его именно жаром [XVII, 105 - 157]. Сюда же, видимо, следует отнести и ослепленных обожженным колом одноглазых великанов - Полифема и иныжа, которого ослепил нарт Хагур⁴⁰. Возвращаясь к русским