когда увидел старика.

Он появился в зарослях высокой травы у ближайшего края двора. На какой-то миг он, казалось, опешил. Канаван смотрел на стену собственного дома, словно никогда не видел ее прежде. Он был взъерошен и ужасно возбужден. Колючие кусты цеплялись за его одежду. Клочья травы прилипли к подошвам старомодных туфель. Он дико вращал глазами. Еще немного, и Канаван повернул бы назад. Он был готов броситься в заросли растений, из которых только что выбрался.

Я громко забарабанил по стеклу. Старик остановился, оглянулся через плечо и увидел меня. Постепенно его возбужденное лицо обрело нормальное выражение. Он усталой походкой направился к дому. Я поспешил к двери и помог ему войти. Канаван прошел в торговый зал и опустился в кресло. Я последовал за ним. Взглянув на меня, он тихо прошептал:

— Фрэнк, не могли бы вы напоить меня чаем?

Я налил ему чашку чая, и он залпом выпил почти кипяток. Старик выглядел ужасно истощенным. Он настолько устал, что не мог говорить.

— Вам лучше провести в постели несколько дней, — сказал я, покидая его.

Он слабо кивнул и пожелал мне спокойной ночи. Когда на следующий день я вернулся в магазин, торговец книгами был мрачным и расстроенным. Канаван и словом не обмолвился о вчерашнем инциденте. Примерно на неделю он, казалось, забыл о заднем дворе. Но однажды, когда я навестил его, он снова стоял у окна подсобки. И он с огромной неохотой отвел взгляд от полусгнивших яблонь. Я понял, что старик стал одержимым этой путаницей трав и кустов за его домом.

Из-за того, что меня тревожили дела и хрупкое здоровье Канавана, я принялся убеждать его. Мне пришлось указать ему, что он все больше терял своих клиентов, что он месяцами не обновлял книжные каталоги. И я сказал, что время, проведенное им у окна, он мог бы посвятить книгам и заполнению бланков на заказы. Я заверил его, что любая форма одержимости вредна для здоровья. И, наконец, я указал на абсурдный и смехотворный аспект обстоятельств. Если люди узнают, что он часами проводит у окна, не замечая ничего, кроме миниатюрных джунглей из травы и кустов, его посчитают безумным сумасшедшим. Закончил я прямым вопросом: что он чувствовал, когда я недавно увидел его выходившим из травы, с совершенно диким выражением лица.

Он со вздохом снял очки.

— Фрэнк, мы с вами давно знакомы. Поверьте, у моего двора имеется какой-то секрет. Я должен раскрыть его. Пока мне не понятно, в чем он заключается. Прежде всего, это полная неразбериха с размерами и перспективой. Но какой бы ни была тайна, я обязан раскрыть ее. Судьба бросила мне вызов, и я принял его. Если вы считаете, что я сошел с ума, мне остается только сожалеть об этом. Однако я не успокоюсь, пока не разгадаю тайну моего двора.

Он нахмурился, снова нацепил очки на нос и добавил:

— Тем вечером, когда вы увидели меня в траве, я имел странные и пугающие переживания. Сначала я стоял у окна, и у меня появилось нереальное ощущение. Я смотрел на двор, и вдруг какая-то сила вытянула меня наружу. Я влетел в траву с чувством радостного возбуждения, предвкушая великие открытия и приключения. Пока я перемещался по двору, мое приподнятое настроение быстро превратилось в жуткую депрессию. Я повернул обратно, намереваясь выйти из кустов и травы… и не смог ступить ни шагу. Знаю, вы не поверите мне, но я потерялся. Я перепутал все направления и не мог решить, куда мне следовало идти. Трава оказалась выше, чем она выглядит из окна. Войдя в нее, вы более не видите ничего другого. Мои слова звучат невероятно, но я блуждал во дворе несколько часов. Территория стала огромной. Двор изменил свои размеры. Передо мной простирались нескончаемые джунгли. Очевидно, я ходил кругами. Клянусь, я прошел десятки километров.

Старик покачал головой.

— Вы не верите мне. Впрочем, я этого и не ожидал. Мне удалось найти дорогу к дому лишь благодаря чудесному совпадению. И странно, что когда я вышел из джунглей, меня ужаснуло отсутствие высокой травы. Мне вдруг захотелось вернуться в кусты. И это несмотря на чувство омерзения, которое вызывал у меня мой загадочный двор. Я и теперь хочу вернуться. Мне нужно все разузнать, понимаете? Там имеется нечто такое, что опровергает все законы земной материи. Я должен выяснить, что к чему. Надо разработать план и внедрить его в жизнь…

Слова Канавана произвели на меня сильное впечатление, и когда я вспомнил свои переживания у небольшого окна подсобки, мне было трудно воспринимать его рассказ, как забавный вымысел. Тем не менее, я мягко попытался отговорить его от подобных экспериментов, хотя и знал, что зря трачу время и силы. Я покинул его магазин с чувством печали. Мне было жаль, что я не мог предотвратить беды.

Когда я позвонил ему через несколько дней, мои худшие подозрения сбылись. Канаван исчез. Передняя дверь магазина, как всегда, была открыта. Однако старика не оказалось в доме. Я осмотрел все комнаты. Наконец, с чувством необъяснимого ужаса я открыл заднюю дверь и вышел во двор. Под легкими порывами ветра длинные стебли коричневой травы скользили друг по другу, создавая сухой и свистящий шорох. Мертвые деревья выглядели черными и неподвижными. Несмотря на август, я не слышал пения птиц и жужжания насекомых. Сам двор, казалось, затаился, ожидая чего-то.

Споткнувшись и едва не упав, я посмотрел вниз. Из подсобки тянулся толстый шнур. Он пробегал по узкой полоске пустого пространства и исчезал в колючих кустах. Я вспомнил слова Канавана о «плане». Вероятно, его план заключался в том, чтобы выйти во двор с привязанной к руке бечевкой. Независимо от поворотов и блужданий, он всегда мог найти дорогу назад.

Это казалось неплохой задумкой. Я почувствовал облегчение. Имелся шанс, что старик по-прежнему скитался по двору. Я решил немного подождать. Мне подумалось, что если он проведет достаточное время в том загадочном месте, оно потеряет свое злобное очарование, и к Канавану вернется рассудок. Я зашел в магазин и углубился в развалы книг. Через час меня охватило беспокойство. Я не знал, как долго Канаван блуждал по своему двору. Когда я вспомнил о хилом здоровье старика, меня одолели угрызения совести.

Вернувшись к задней двери, я начал звать его по имени. Довольно быстро у меня возникло ощущение, что мой крик доходил лишь до края кустов и травы. Казалось, звук ослабевал и пропадал, как только он достигал границ сплетенной растительности.

Я тщетно звал его снова и снова. Мне нужно дойти до другого края шнура, подумал я. Вероятно, густая трава заглушала мой крик. К тому же, Канаван был немного глуховат. Я убедился, что шнур был крепко привязан к ножке тяжелого стола. Взяв веревку в руку, я