Литвек - электронная библиотека >> Алексей Борисович Биргер >> Детектив >> Москва - Варшава

Алексей Биргер МОСКВА — ВАРШАВА

Все развеяно начисто,

Не всколыхнется вновь,

В странах черного аиста

Затерялась любовь.


То ль в озерах Мазовии,

То ли в липах Литвы,

Шорох, всплеск ли: подобие

Нас казнившей молвы.

Эта книга писалась как объяснение в любви к кинематографу, и прежде всего — как объяснение в любви к Анджею Вайде. И больше в ней ничего искать не надо, никаких соответствий реальным людям, событиям и т. п. Кому привидится что-то сверх вложенного автором — тому это видится от лукавого. Следуя Марку Твену, «кто вздумает искать в этой книге мораль — расстрел на месте».

Свиданий наших каждое мгновенье

Мы праздновали как богоявленье…

. . . . . . . . . . . . . . .

…И небо развернулось пред глазами,

Когда судьба по следу шла за нами

Как сумасшедший с бритвою в руке.

(Арсений Тарковский)
…Flat Poland, frozen to hell.

(W. H. Auden)
(…Равнинная Польша, замороженная до состояния ада. — Уистан Хью Оден.)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ В ПОЛЯХ ЗА ВИСЛОЙ СОННОЙ

Сядь на эту скользкую

Золотую сушь

С песенкою польскою

Про лесную глушь…

(Иван Бунин)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Это был скучный остров. Весь поросший глухим ивняком, похожий по форме на фасолевое зернышко, на самой бурной стремнине Немана. Но туристы его любили, потому что это был остров легенд, остров Ромео и Джульетты польско-литовского разлива, воспетый ещё Пушкиным:

Ток Немена гостеприимный,
Свидетель их вражды взаимной,
Стал прагом вечности для них;
Сношений дружный глас утих,
И всяк, переступивший воды,
Лишен был жизни иль свободы.
Лишь хмель литовских берегов,
Немецкой тополью плененный,
Через реку, меж тростников,
Переправлялся дерзновенный,
Брегов противных достигал
И друга нежно обнимал.
Лишь соловьи дубрав и гор
По старине вражды не знали
И в остров, общий с давних пор,
Друг к другу в гости залетали.
Эта история трагической любви относится, по легендам, к тринадцатому или четырнадцатому веку, когда Неман был границей между дикой вольнолюбивой Литвой и владениями Тевтонского ордена, захватившего Польшу. Молодой витязь-литовец и дочка тевтонского рыцаря («немецкая тополь» — недаром Пушкин поставил слово «тополь» в женском роде — она, по легенде, была как тополь стройна, белокура и прекрасна) полюбили друг друга и местом для тайных свиданий выбрали этот островок, где над ними свистали неподвластные границам и вражде соловьи. Юноша утонул в водовороте, когда плыл на очередное свидание, а девушка, увидев его тело, тоже бросилась в воды… С тех пор этот остров получил название «Остров Влюбленных», и многие влюбленные до сих пор приезжают туда, чтобы поцелуем на месте давней романтической трагедии скрепить помолвку. И тонет там до сих пор немало народу, потому что Неман в этих местах особенно бурен и коварен.

Туристская группа, приплывшая на этот островок в начале июня, была сперва сильно разочарована. Кустарник, осока, сквозь которые не продерешься, никаких соловьев, лишь с разросшейся ивы каркнула возмущенная ворона. Туристы уже жалели, что попросили об этой экскурсии, несмотря на то, что экскурсовод во всех красках расписывал им древнюю легенду и предлагал представить, что «может быть, — он говорил с прибалтийским акцентом, «мо-ожет бы-ыть», — именно на этом камне влюбленные слились в первом поцелуе». Но тут кто-то сделал два шага в сторону от камня — и заорал от ужаса.

На берегу покоились два тела. Мужчина и женщина, крепко обнявшие друг друга — будто пытались поддержать и спасти друг друга в последний момент. Видно, они погибли уже давно, недели две назад, потому что их лица были изуродованы до неузнаваемости. Их одежда была изодрана, и мясо на руках поклевано птицами.

К счастью, при утопленниках оказались документы. Хоть паспорта и сильно пострадали от воды, но по ним удалось установить, что погибшими являются Гитис Янчаускас, гражданин Литвы, в последние годы в основном проживавший в Париже, где у него была небольшая кинопродюсерская фирма, и Мария Жулковская, в девичестве Красиньская, жена известного фотохудожника и кинооператора Станислава Жулковского. Станислав Жулковский — человек очень уважаемый, участник «Солидарности» чуть не со дня её основания, участник создания нескольких фильмов, составивших славу польского кино — примчался из Варшавы буквально за несколько часов, едва получил страшное известие, гоня машину под двести километров в час. То, что он сам не разбился, можно считать чудом.

Естественно, жену он опознать не смог, но был уверен, что это она. Вот отрывок из протокола его показаний:

«Меня, конечно, смущало, что последние лет шесть Мария уклонялась от супружеской жизни. А её неприятие интимных отношений между нами началось ещё раньше, намного раньше, в скором времени после нашей эмиграции в Париж. Да, это было довольно быстро после прихода к власти Войцеха Ярузельского и введения в Польше чрезвычайного положения, с арестом всех лидеров «Солидарности». То есть, больше пятнадцати лет назад. В Париже я оказался по приглашению моего друга Анджея Вайды, который получил заказ на съемки фильма «Дантон». Вы все видели, конечно, этот фильм. Я получал достаточно, чтобы спокойно жить в Париже, но моего имени вы в титрах не найдете. По соглашению с Анджеем, мне не следовало обрубать все мосты для поездок в Польшу, поэтому я не стал «засвечиваться» как участник создания «антикоммунистического» фильма. Да, часть денег от этого фильма шла на нужды «Солидарности», на поддержку семей тех, кто находился в тюрьме, и я, не лишенный гражданства и права на въезд в Польшу, раза четыре или пять ездил курьером и доставлял деньги. Мне думается, что именно во время съемок «Дантона» Мария познакомилась с этим литовцем. Я чувствовал, что у неё кто-то появился, и, естественно, мне это причиняло сильную боль. Но мы были больше, чем просто супруги — мы были соратниками по борьбе, борцами за общее дело, и, пока Мария сражалась плечом к плечу со мной, я мог простить ей любую личную неверность. Я понимал, что наш брак — в какой-то степени фикция, но старался сохранить его ради более важных вещей. Как и Мария. Она тоже ездила в Польшу в самые трудные времена, и даже встречалась с Лехом