путешествия Иоанн посетил и соседние царства.

Время отсутствия Иоанна, казалось для Сбигора-Свида Сатурновым веком; но дочь его еще расцветала.

Если сердце художника обливается радостию, когда все смотрят с восторгом на оживленный его искусством мрамор; какое же чувство должен испытывать отец, виновник жизни существа, которому готово все поклоняться? Но, часто, тот и другой видят в создании своем не одну только славу свою, но и вещь продажную, которую можно поменять на золото и почести.

Мысль, о будущности успокаивала обиженное честолюбие Сбигора-Свида. Он утешался еще мечтами, как Альцион, изгнанный Минервой из луны, и предвидел родство свое Сбигора-Свида Иоанном, как вещь неизбежную.

«Лучший перл, — мыслил он, — должен принадлежать Царю. Обычай и Иоанн выберут Царицу из среды своего семейства; кто же ближе моей дочери к престолу и по красоте, и по рождению?.. Встреча Иоанна с Клавдианой и… судьба её решена!..»

Так мечтал Вельможа, и боготворил в дочери будущее свое счастие, как поклонник огня надежду на блаженство Ейрена.

Все разговоры его с нею клонились к тому, чтоб внушить и в нее честолюбие, которое ограничивалось бы одним Иоанном. Властитель и красота её были неистощимым предметом разговоров. Часто говорил он ей: «Я привыкаю уважать тебя; ибо тот, кто будет владеть тобою, должен быть выше отца твоего саном… хотя сан мой и первый после царского…», — прибавлял он значительно и медленно.

Дочь одного бедного семейства, которое пользовалось за нее-же милостями Сбигора-Свида, после смерти жены его, была избрана в подруги Клавдиане. Она была опытных лет. Хитрая и исполненная расчетливого ума, она знала свои выгоды, поняла мысль честолюбивого старика, и избрала для действий своих мечтательную цель его; ибо надежда играть в будущности значительную роль при дворе, обольщала и её самолюбие.

Таким образом отец и подруга, питали душу Клавдианы высокими, мыслями о красоте и собственных достоинствах; они успели в своих замыслах. Не зная еще Иоанна, она уже любила его; не понимая, что такое власть, она смотрела уже на всех мужчин, как на достойных единственно, снисходительного, ласкового взора; а на женщин, как на будущих своих послушниц. Подобное чувство самонадеянной гордости обыкновенно отмщается общим презрением; но молодость и необыкновенная красота были еще сильными защитниками её, против языка зависти и против мщения обиженного самолюбия.

Много было искателей её сердца; но оно было неприступно, как небо для дерзких Титанов. Многие искали её руки, и между прочими первостепенный Лер, посланник Колумбийский, но Сбигор-Свид ожидал приезда Иоанна, и потому дочь его для всех женихов была слишком еще молода.

Иоанн возвратился из путешествия, богатый царским богатством.

С возвращением Властителя, вся столица ожила, все пришло в движение, как в природе, когда она радуется возвращению Мая и Оры^[1]. Сбигор-Свид, озабоченный своею мыслию, считал уже присутствие свое во дворце государственною необходимостью. В сборной палате, в толпе придворных, прежняя гордость и важность его воскресли.

Он совершенно переменился; ходил как углубленный в размышление, от которого зависит постоянное течение вселенной, и молча, иногда, взглядывал равнодушно на всех, и удостаивал незаметным наклонением головы: тех только, которых почитал людьми для себя необходимыми.

Постоянные посетители дворцовой сборной палаты невольно заметили перемену в бывшем первом верховном совещателе, и хотели отгадать причину её; люди сильные, стоявшие на гранитных основаниях, мало обратили на это внимания, и кончили замечания свои смехом; но те, которые были при дворе на шатком подножии, стали беспокойно всматриваться в таинственную наружность вельможи. По их мнению, только тот мог носить на лицо своем самонадеянность и гордость, кто уже пользуется и особенным расположением, и полною доверенностью Властителя.

Снова стали они обращаться к нему с изъявлением истинных чувств уважения и преданности, как к особе, служившей некогда рогом того изобилия, которое отец Иоанна изливал на царство.

Честолюбивый вельможа, заметив возродившееся к себе уважение, еще более убедился в своей мысли, и стал считать его за общее предчувствие той перемены, которая его ожидает; наружность его стала пышнее, тайное самодовольствие прояснило тусклые очи.

Устраивая мысленно свою будущность, он создавал уже вокруг себя новый свет, и ожидал с тягостным нетерпением того дня, в который у Блюстителя Босфорании назначен был для царя гостиный вечер, но время которого Клавдиана представилась в первый раз Иоанну. Этот день настал; но судьба, существо своенравное, глухое и лишенное зрения, не предвидела честолюбивых желаний Сбигора-Свида, и, без всякого злого намерения; отклонила эпоху нового бытия его.

В пространной гармонической зале, освещенной огромным хрустальным шаром, сквозь бесчисленные скважины которого истекал ослепительный пламень. Блюститель Босфорании принимал гостей своих. Сановники, вельможи и бояре, с семействами своими, в блестящих, разнородных одеждах, заняли уже места. Ждали только Властителя.

Когда он приехал, вечер открылся неподражаемой ораторией Человеческие страсти. Музыка была необыкновенна; искусство превосходило всю возможность совершенства. В переходах: звуков и, в согласии разнородных инструментов, слушатели испытывали все чувства, какие только могут быть свойственны человеку.

После оратории; играли на древних восточных инструментах, древнюю песню Эдемскую.

Отец Клавдианы не любил музыки, и приехал с дочерью своею тогда, как все уже вышли из залы гармонической в другую пространную залу, где веселые звуки оркестра подвязали крылья прелестным женщинам и девам Босфоранским, и они, попарно с юношами, носились из края в край, слетались в венки, разрывались, и не знали утомления, как беззаботные духи света, перелетающие на лучах, из мира в мир, из светила в светило, по всему пространству вселенной.

Внезапным появлением, Сбигор-Свид хотел обратить на дочь свою общее внимание, хотел поразить Иоанна красотою её, и потом уже представить ему.

Перед пятнадцатилетней Клавдианой, прекрасной и блестящей, как венок сплетённый из всех земных радостей, распахнулись двери залы. Она вступила, вспыхнула; отец следовал за нею, умерив шаги и ожидая хозяина для встречи.

Взоры всех обратились на Клавдиану. С её появлением, певец любви сказал бы, что вечная ночь прошла, звезды потухли, восстал прекрасный светлый день. Но Блюститель не торопился встретить ее. Кто не почел бы это за преступление, если б он не был обязан