отдельно и вне её. Каковы бы ни были мои ошибки и заблуждения, я не мог себе представить, что окажусь в центре такой политической кампании, которую стали раздувать на Западе вокруг моего имени. Осознав это, я поставил в известность Шведскую академию о своём добровольном отказе от Нобелевской премии. Выезд за пределы моей Родины для меня равносилен смерти…"

— Так и написали?

— А как иначе я мог написать… "…и поэтому прошу не принимать по отношению ко мне этой крайней меры. Положа руку на сердце, я кое-что сделал для советской литературы и могу ещё быть ей полезен".

Это было написано 31 октября 1958 года. И каждое слово здесь — святая правда. А вы… в самый трудный для родины час… Его поманили, и он побежал… Нет, я попрошу, чтобы вас перевели в Донской монастырь к Деникину и Солженицыну. Там вам место. А если откажут, выберу ночку потемней, встану и уйду на Ваганьковское к Маяковскому.

— Э… э… э…

P . S .

19 апреля в Центральном доме литераторов состоялась церемония вручения "Большой премии Союза писателей России". В числе премированных по чьему-то недосмотру оказался и я. Поднявшись на сцену и получив всё, что полагалось, я сказал:

— Несколько дней тому назад на этом месте стоял гроб. Хоронили Евгения Евтушенко. Сколько раз он оглашал этот зал своими стихами и речами, восторгами и покаяниями, словами правды и притворства!.. При жизни к поэту относились по-разному и писали о нём по-разному. И я писал довольно много и всё не слишком ласково, и он обо мне — так же. Но как бы то ни было, а Евтушенко — явление и литературы нашей, и жизни. С того дня, как гроб поэта с этой сцены уплыл на кладбище, Большой зал ЦДЛ впервые полон. Я прошу почтить память поэта Евтушенко вставанием.

Все молча встали, даже Станислав Куняев, сидевший в первом ряду.

Когда я рассказал об этом Е.Г., она отрезала: "А я не встала бы. Дезертир есть дезертир". Я её понимаю.

(обратно)