потому что он был не только очевидцем, посторонним наблюдателем, но и сам строил и дома, и гидростанцию на Сулакском каньоне с бетонной плотиной высотой двести сорок метров. До сих пор дивятся шубурумцы, что здесь работают всего семь часов в сутки, и, чтобы не сидеть сложа руки, все свободное время копошатся в палисадниках; любят и знают шубурумцы землю и до сих пор говорят с восторгом, что земля тут такая жирная и сочная — хоть на хлеб намазывай вместо меда! К тому же и палисадники перед домами не меньше, чем былые поля-терраски на шубурумских высотах.
Невольно вспоминаешь слова безвестного певца Страны гор:
Наверное, и мне пора петь потише.
Кто это идет впереди, весело разговаривая и смеясь, щебеча, воркуя, чирикая, как пара птиц на гранатовом кусте? Ба, да это ж наши знакомые — Айшат и Касум, врач и корреспондент, жена и муж; Касум перешел работать сюда спецкором столичной газеты. «А Хамзат?» — спросите вы. Бедняга не пожелал ежедневно встречаться со счастливым соперником и устроился на работу в колхоз подальше… Отец Айшат, которого в Шубуруме звали «сельсовет Мухтар», трудится теперь в горисполкоме; Чамсулла заведует отделом готового платья в универмаге: то-то все шубурумцы щеголяют в новеньких модных костюмах! Вас интересует судьба Хажи-Бекира? Сельский могильщик изменил своей прежней профессии и теперь строит дома для людей; прежде заботился о мертвых, теперь заботится о живых… И чувствует себя как будто неплохо. Только подругу себе еще не нашел: как выражаются горцы, он одинок и не с кем ему грызть орехи. Кто знает, может быть, он лелеет в душе мечту, что когда-нибудь Адам обожжется горячим бульоном и крикнет в гневе те проклятые слова? Но Адам не такой дурак и, хотя обжигался уже много раз, не обидел Хеву бессмысленной тарабарщиной; ради пущей осторожности он закрепил свой брак с ней регистрацией в загсе, а свидетельство носит в нагрудном кармане около сердца — так надежнее… Право, если б Адам не был давним членом Союза безбожников, я б все-таки назвал его святым: с такой кротостью переносит он и горячие бульоны, и другие невзгоды семейной жизни! Ведь Хева теперь уже освоилась со своей судьбой и живет со святым, как с самым обыкновенным человеком.
Кара-Хартум устроился продавцом в охотничьем магазине и рассказывает покупателям разные случаи из пережитого; наибольшей популярностью пользуется героическое повествование о том, как он выследил и убил страшную черную волчицу. Что ж, рыболовам и охотникам рты не завяжешь…
Вот и остался позади центр города, начинаются «шубурумские особняки». Пора наконец спешиться и дальше вести коня в поводу. Только свернул в переулок — вижу, идет Али-Хужа с бамбуковой удочкой и сумкой, полной рыбы: он живет здесь, по соседству с Хужа-Али. После долгой разлуки встретились, и оба неслыханно обрадовались, хотя тут же начали спорить и даже ссориться. Хужа-Али никак не мог забыть того, что в давние времена было на опушке леса…
А замечательную рыбку несет Али-Хужа — осторожную, ловкую, красивую, вкусную рыбу горных рек — форель!
Но почему он идет не к себе, а к соседу? Похвастаться хочет, что ли?
У открытой калитки его радостно встречает бабушка Айбала, жена Хужа-Али. А сам Хужа-Али в это время, присев на корточки, мажет стволы карликовых деревьев известковым раствором. Он сразу заметил сияющее лицо жены и сразу догадался, кто к ним пожаловал, вот и спрашивает громко и ворчливо:
— Чего пришел?
— Совсем из ума выжил старик! — возмущается бабушка Айбала, унося сумку с рыбой. — Разве у гостя спрашивают: «Зачем пришел?»
— Не тебя спрашиваю…
— Я пришел сказать, — говорит, приближаясь, Али-Хужа, — хочешь или не хочешь, а придется тебе смириться с тем, что у нас теперь одна старуха на двоих.
— Что-о?! — поднимается Хужа-Али. — Только этого еще не хватало…
— Чего ты кипятишься? Разве мало нам одной на остаток жизни?
— Ну и язык же у тебя. Уходи! — кричит Хужа-Али и выталкивает друга за калитку.
— Эй, эй, что ты делаешь? Отдай мою рыбу! Люди, меня ограбили! — весело кричит Али-Хужа.
— Какую рыбу? — спрашивает, снова открывая калитку, Хужа-Али.
— Я принес рыбу, во-от таких форелей!
— Не может быть! А где ж она?
— У старухи. Думаешь, это меня она обнимала у калитки? Дудки! Не меня, а сумку с форелями.
— Форели — это здорово! — радуется Хужа-Али. — Нет лучшей закуски к моему вину… Входи, входи…
И Али-Хужа входит, смеясь, в раскрытую перед ним калитку.
— Бросай все, пошли! — говорит он Хужа-Али. — Сейчас наша старуха пожарит рыбку.
— Не «наша», а моя!
— Хорошо, хорошо, не твоя, а наша. Пошли.
Вошли старики в дом, отодвинули стулья, положили на пол подушки, сели, — ну, к чему столько этой роскоши, мебели! — на полу, по крайней мере, чувствуешь под собой твердую почву! Сели и теперь за бокалом доброго сухого вина беседуют о Шубуруме и добром старом времени…
Не выдержав, привязываю коня к штакетнику и присоединяюсь к милой компании стариков, которым всегда приятен лишний собеседник.
Теперь, когда передо мной исходит паром нежная дагестанская форель и стоит бокал светлого, ароматного геджухского вина, я поневоле умолкаю. Вот только предложу тост славным шубурумским старикам: пусть в вашей жизни, дорогие, будет столько бед, столько несчастий, столько горя и печали, сколько капель вина останется в моем бокале!
Дерхаб!
Лучше спой ты песню о печали,
Не жалея слов, с улыбкой спой!
А настанет радость — пой потише,
Все равно с волненьем будут слушать.
<1967>
__________