опасность. После чернобыльской катастрофы она побывала с родителями на разных демонстрациях и очень хорошо всё запомнила. Тогда дошло до крупной ссоры между родителями и дедушкой с бабушкой. Бабушка Берта и дедушка Ханс-Георг считали, что без ядерной энергии просто невозможно обойтись. Что это принадлежность современной жизни, как автомобиль или телевизор. А чернобыльская авария не имеет к немецким АЭС ни малейшего отношения. Кроме того, демонстрациями ничего не добьёшься, это просто сборища романтиков и анархистов. Яростнее всего они ополчились на маму — они были убеждены, что именно благодаря ей папе приходят в голову такие дурацкие идеи.

— Мы воспитывали нашего Хартмута так, чтобы он обеими ногами стоял на земле, — в одном из жарких споров заявил дедушка Ханс-Георг. — И вот тебе на!

Там, где Мариенштрассе упирается в Низигерштрассе, образовалась пробка. Обычно её тут никогда не бывало.

— Чистой воды паника, — сухо заметил Ларс. — Все рвутся на автобан.

В своё время родители Янны-Берты участвовали в организации гражданской инициативы против использования ядерной энергии. Но со временем о Чернобыле практически забыли. Атомные электростанции в Германии продолжали работать без каких-либо заметных инцидентов, и гражданская инициатива постепенно сошла на нет.

— Одного Чернобыля недостаточно, — сказал как-то отец. — Наши граждане оторвут свою задницу от кресла, только если что-нибудь случится здесь.

Теперь Янна-Берта вспомнила, почему название «Графенрайнфельд» показалось ей таким знакомым: однажды мама копировала и распространяла листовки для гражданской инициативы. Янна-Берта ей помогала. На листовках были указаны места расположения всех немецких атомных электростанций. Одна из них называлась Графенрайнфельд. Янна-Берта не могла в точности припомнить, где это, но уж наверняка где-то не очень далеко.

Ули сейчас, наверное, спешит домой из школы, подумала она с тревогой.

Янна-Берта опустила стекло. Гремели жалюзи на окнах, люди в спешке покидали дома. По другой стороне улицы бежала женщина с двумя маленькими детьми. Одного она держала на руках, другого тащила за собой. В нижнем этаже дома открылось окно, из него выскочила кошка.

Когда они наконец миновали перекресток и выехали из города в сторону Глезерцелля, им почти перестали попадаться встречные машины. Зато их всё время обгоняли, и ещё до въезда в Глезерцелль за ними образовалась целая колонна.

— Они едут по шоссе, потому что скоро все автобаны будут забиты, — высказался кто-то с заднего сиденья.

— Если действительно станет опасно, мы улетим, — сказал Ларс.

Янна-Берта знала, что у отца Ларса есть спортивный планер, стоящий на аэродроме в Вернгесе. Однажды он пригласил её отца полетать над Шлицем.

— Готов поспорить — мой народец уже чемоданы пакует, — сказал один из парней. — Помешались на безопасности. А бабушка ещё прихватит с собой какой-нибудь самый бредовый хлам — ночнички или огородную тяпку!

Янна-Берта подумала о двух своих бабушках: о Йо, маминой маме, и о бабушке Берте, папиной маме. Йо была медсестрой в Швайнфурте и каждые вторые выходные проводила на демонстрациях. Она слегка действовала на нервы своим вечным «Всем нам нужно меняться…», своими вегетарианскими заскоками и идеей фикс, что жить надо просто. Но с ней Янна-Берта чувствовала себя на равных. Она могла участвовать в дискуссиях. И Йо жила так очаровательно-небрежно!

Бабушка Берта из Шлица жила совершенно иначе. Она словно вышла из детских книжек. Рядом с ней лучше всего было чувствовать себя маленькой! И чем меньше, тем лучше. Она так любила баловать и заботиться, и она знала столько старинных историй и песен. Большинство, правда, печально-прекрасных, хотя Янна-Берта зачастую понимала их лишь наполовину. Но даже когда они становились печально-жутковатыми, ей никогда не случалось испугаться по-настоящему. С бабушкой Бертой она была в полной безопасности. С ней добро было отчётливо видно и оно побеждало, а зло было ещё отчётливее и оно всегда терпело поражение. У бабушки Берты с этим — однозначно. У неё во всём строгий порядок, от запрета грубых слов в её присутствии до аккуратных стопок белья в шкафу. И она не была бы бабушкой Бертой, если бы на каждую прогулку, даже в изумительно солнечный день, не брала с собой зонтик. У «зелёных» она находила «прямо-таки полное отсутствие манер», а когда дедушка Ханс-Георг и папа заводили спор о политике, она удалялась на кухню. Её вафли были лучшими в мире.

Уже неделю бабушка Берта и дедушка Ханс-Георг находились на Майорке. Наверное, как раз сейчас они гуляли под пальмами. Янна-Берта очень скучала по бабушке. Хотя последнее время часто на неё сердилась. Бабушка Берта просто не хотела понять, что четырнадцатилетняя Янна-Берта уже имеет право голоса. Например, если речь идёт о политике.

— Да ладно тебе, Янночка, — мягко останавливала она, стоило Янне-Берте хоть слово вставить.

Стала бы сегодня бабушка Берта упаковывать всякую дребедень? Янна-Берта сомневалась. С одной стороны, бабушка Берта перенесла все тяготы военного времени. С другой, всякий раз, как только дедушка Ханс-Георг заговаривал об этом, она обрывала его:

— Молчи! Слышать больше не желаю об этих ужасных вещах!

Когда проезжали через маленькую деревушку в долине реки Фульда, Янна-Берта увидела, как на другой стороне улицы остановился школьный автобус, из которого высыпала ребятня. Самых младших поджидали взволнованные матери. У неё сжалось сердце при мысли о второкласснике Ули. Добрался ли он уже до дома? Но дома-то никого нет!

— Не сказать, что у малышей грустный вид, — заметил Ларс. — Радуются, что уроки отменили.

Надеюсь, он сразу пошёл домой, подумала Янна-Берта, а то ещё придётся его искать…

Они всё так четко распланировали. Сперва мама колебалась, оставлять Ули с Янной-Бертой или нет. Но папа засмеялся и сказал:

— Уж два дня она как-нибудь сможет позаботиться о своём брате. Ей ведь скоро пятнадцать!

И Ули тоже очень просил. Он поклялся, что будет слушаться Янну-Берту так же, как маму.

Тогда мама согласилась.

— Буду звонить каждый вечер, — объявила она.

Папа снова засмеялся:

— Их всего-то два. В субботу вечером мы уже вернёмся.

Вчера, в четверг, всё прошло как по маслу. В школе было всего три урока. Ключ от дома на красном кожаном шнурке мама повесила Ули на шею, и он его не потерял. Дома он сразу же сделал уроки. Когда тремя часами позже Янна-Берта пришла из школы, он уже почистил картошку и накрыл на стол. Вечером мама позвонила от Йо из Швайнфурта, и Янна-Берта доложила ей, что всё в полном порядке.