- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (18) »
а обменивается с собеседником беглой улыбкой. — Время от времени мы включаем следователей в наши комиссии. Как юристов — на правах остальных проверяющих. Вашей базой заведует, — зампред бросает взгляд на записи, — Чугунникова Антонина Михайловна. Для начала попрошу взять на себя две задачи. Первая — сомнительный эпизод с исчезновением трех вагонов овощей.
Его прерывает телефонный звонок.
— Извините. Да?.. А вы держитесь четко: нам нужны не эмоции, а объяснения. Другой позиции не будет. Всего доброго… И второе, что важно для оценки дел на базах вообще, — продолжает зампред тем же тоном, что и прежде, мгновенно вернувшись к теме разговора со Знаменским. — Есть люди, которые создают трудности, чтобы их преодолевать. Мне бы хотелось…
Телефонный звонок.
— Извините. Да?.. Поддержу, с удовольствием… Давай… Что у овощников есть трудности — понятно. Но вы должны разобраться: изживаются эти трудности или, напротив, их холят и лелеют, чтобы ими прикрыть недостатки в работе. А возможно, и злоупотребления.
— Все понял, Петр Никифорович.
— Когда приступите?
— Прибыл в ваше распоряжение десять минут назад.
Тем временем продолжается разбор драки в отделении милиции. Томин, только что разговаривавший с предприятием Панко, кладет трубку, слегка сконфуженный. — Теперь убедились? — Панко успокоился. — Убедился… Садовый кооператив действительно поручил Панко реализовать ягоду на рынке, — говорит Томин дежурному. — Собираются на вырученные деньги коллективную теплицу строить. — Во-он… Выходит, обознались… Ну, извиняемся, бывает. — Да, товарищи милиция. Против частного сектора у всех предубеждение! А почему, я спрошу? Что мы у кого отнимаем? Только даем. Из ничего чего делаем. На нашем вот месте одни кочки росли. А теперь сады! Плохо? — Отчего же. Хорошо, — вынужден согласиться дежурный. — А рядом, между прочим, деревня запустела! — возбуждается Панко. — Мы землю окультуриваем. Что вырастет — все польза. Либо сами съедим заместо магазинного, либо кто-то тоже на доброе здоровье съест. — Есть опасность такая — рецидив психологии, — входит во вкус беседы дежурный. — Это понятно — рецидива мы боимся. А что люди от земли отвыкают — не боимся! Иные как живут: отработал и загорает на природе, магазинную картошку на костре печет, колбаской из гастронома закусывает. После него — кострище да битые бутылки. Я бы этих дачников… По мне, если есть какой клочок — хоть грядку, да вскопай, чем небо коптить! Но я за лопату — а общество уже, пожалуйста, косо смотрит! — Ну, это прошло. Копайте. Все «за». Против, когда больно уж наживу качают. — Опять поспорю. Вникнуть — откуда нажива? — От продажи излишков. — Так. А откуда излишки?! Работал больше — вот откуда! А кто те излишки съел? Империалисты? — При чем империалисты? — Именно что свои съели, советские. Теперь — зашуршал лишний рубль. Куда он денется? В магазин снесут. Рояль ли купят, насос для колодца — все одно государству отдадут. Так? — Да вроде и так… А какая деревня-то запустела? По названию? — Орловка деревня. — Я ведь тоже с-под Курска, — со смущением произносит дежурный. — Да… Одно скажу — цена у вас немилосердная. — Цена дорогая, это да, — вздыхает Панко. — Но у совхозов себестоимость — своя, у нас — своя. Мы же все руками. Да еще не умеем. Тяпки пудовые. Или навоз, скажем, — где он? Помощь нужна, товарищи. Может, частник-то сейчас новую форму жизни создает: умственный труд с физическим. Как, товарищ майор? — обращается он к Томину. — Я не философ, я сыщик. И как сыщика меня интересует, за что вас били. Обознаться могли? — Н-нет. Я один на рынке с черешней стоял. — Пятьдесят рублей, я понимаю, это выдумка. Однако что-то они против вас имеют. — Шишкина этого первый раз вижу. — А остальных? — Двоих — вчера. — Вчера? — Столкновение случилось. Я только подъехал — они к машине: «Двигай, дядя, на другой рынок, здесь тебе места нет». Я говорю, чем шутки строить, помогите разгрузиться. Думал, они к этому клонят, — поясняя, Панко трет палец о палец. — «Нет, говорят, проваливай». А шофер-то мой… тихий парень, но в кабине не помещается. Посмотришь — страшнее войны. Как он полез наружу — их ветром сдуло. — И среди сегодняшних они были? — Да. — Перекупщики, товарищ майор, — уверенно говорит дежурный. — Они предлагали вашу черешню взять? — Нет… Да я бы и не отдал, между прочим.
Тем временем продолжается разбор драки в отделении милиции. Томин, только что разговаривавший с предприятием Панко, кладет трубку, слегка сконфуженный. — Теперь убедились? — Панко успокоился. — Убедился… Садовый кооператив действительно поручил Панко реализовать ягоду на рынке, — говорит Томин дежурному. — Собираются на вырученные деньги коллективную теплицу строить. — Во-он… Выходит, обознались… Ну, извиняемся, бывает. — Да, товарищи милиция. Против частного сектора у всех предубеждение! А почему, я спрошу? Что мы у кого отнимаем? Только даем. Из ничего чего делаем. На нашем вот месте одни кочки росли. А теперь сады! Плохо? — Отчего же. Хорошо, — вынужден согласиться дежурный. — А рядом, между прочим, деревня запустела! — возбуждается Панко. — Мы землю окультуриваем. Что вырастет — все польза. Либо сами съедим заместо магазинного, либо кто-то тоже на доброе здоровье съест. — Есть опасность такая — рецидив психологии, — входит во вкус беседы дежурный. — Это понятно — рецидива мы боимся. А что люди от земли отвыкают — не боимся! Иные как живут: отработал и загорает на природе, магазинную картошку на костре печет, колбаской из гастронома закусывает. После него — кострище да битые бутылки. Я бы этих дачников… По мне, если есть какой клочок — хоть грядку, да вскопай, чем небо коптить! Но я за лопату — а общество уже, пожалуйста, косо смотрит! — Ну, это прошло. Копайте. Все «за». Против, когда больно уж наживу качают. — Опять поспорю. Вникнуть — откуда нажива? — От продажи излишков. — Так. А откуда излишки?! Работал больше — вот откуда! А кто те излишки съел? Империалисты? — При чем империалисты? — Именно что свои съели, советские. Теперь — зашуршал лишний рубль. Куда он денется? В магазин снесут. Рояль ли купят, насос для колодца — все одно государству отдадут. Так? — Да вроде и так… А какая деревня-то запустела? По названию? — Орловка деревня. — Я ведь тоже с-под Курска, — со смущением произносит дежурный. — Да… Одно скажу — цена у вас немилосердная. — Цена дорогая, это да, — вздыхает Панко. — Но у совхозов себестоимость — своя, у нас — своя. Мы же все руками. Да еще не умеем. Тяпки пудовые. Или навоз, скажем, — где он? Помощь нужна, товарищи. Может, частник-то сейчас новую форму жизни создает: умственный труд с физическим. Как, товарищ майор? — обращается он к Томину. — Я не философ, я сыщик. И как сыщика меня интересует, за что вас били. Обознаться могли? — Н-нет. Я один на рынке с черешней стоял. — Пятьдесят рублей, я понимаю, это выдумка. Однако что-то они против вас имеют. — Шишкина этого первый раз вижу. — А остальных? — Двоих — вчера. — Вчера? — Столкновение случилось. Я только подъехал — они к машине: «Двигай, дядя, на другой рынок, здесь тебе места нет». Я говорю, чем шутки строить, помогите разгрузиться. Думал, они к этому клонят, — поясняя, Панко трет палец о палец. — «Нет, говорят, проваливай». А шофер-то мой… тихий парень, но в кабине не помещается. Посмотришь — страшнее войны. Как он полез наружу — их ветром сдуло. — И среди сегодняшних они были? — Да. — Перекупщики, товарищ майор, — уверенно говорит дежурный. — Они предлагали вашу черешню взять? — Нет… Да я бы и не отдал, между прочим.
3
Через день Томин заглядывает к директору рынка. Все доводить до конца — тоже автоматика. Директор — седой человек, подтянутый и точный в движениях, разговаривает с Томиным у широкого окна, откуда видна толчея в торговых рядах. — Шишкина оформили по мелкому хулиганству. — Да, мне доложили, — не удивляется директор. — Может быть, вам известно и кто остальные трое? — Точно не известно, но… понятно. — Перекупщики? — Видимо, да. — Но потерпевший никому не составлял конкуренции: другой черешни на рынке не было. — На следующий день появилась. Наше хранилище приняло две машины. — Так. Заранее знали и держали место. Сегодня она в продаже? — Разумеется. — Иду посмотреть, кто торгует. Составите компанию? За прилавком Панко взвешивает небольшую горку черешни, ссыпает в целлофановый пакет, протянутый покупателем, получает деньги. На ценнике перед ним — «6 руб. 50 коп». — А рядом еще двое с черешней. Ягода чуть покрупнее, на ценнике стоит — «7 руб». Томин окидывает продавцов пристальным взглядом. Дождавшись, пока покупатель отойдет, обращается к Панко: — Добрый день. — Здравствуйте… — Панко машинально оправляет халат и, не зная, что сказать, начинает неумело сворачивать газетный кулек. Томин берет за черешок ягоду, пробует. — Мм… Красота! — Хорошая? — интересуется женщина, колебавшаяся, у кого купить — А то мне в больницу. — Во рту тает. — Свешайте полкило, — решается покупательница. Пока Панко «с походом» накладывает черешню, Томин оборачивается к его семирублевому конкуренту. — А ваша откуда? — Полтавская, полтавская. Попробуйте, — откликается продавец с подчеркнутым радушием. — Пресновата будет, — констатирует Томин, после тщательной дегустации и этим авторитетным замечанием побуждает еще кого-то предпочесть Панко. Директор наблюдает с усмешкой. Томин снова придвигается к Панко. — Знакомых не видно? — показывает глазами на соседа. — Нет. — Ну успеха вам! — И с сожалением говорит директору. — Не те. — Тех здесь и не будет. Пойдемте,- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (18) »