что-то переменилось. Такое неотразимое создание было как привет с Самого Верху, я думаю, она была ангелом, посланным сопровождать меня, и я до сих пор жалею, что неправильно записал ее номер телефона. По тому номеру, который она дала, находился какой-то рыбозавод на окраине города, и сдается мне, что я слишком волновался и что-то не так расслышал.

Вот так и получилось, что четыре года назад я впервые в жизни оказался в Городе ветров, не зная еще, что ждет меня за поворотом, но будучи инстинктивно уверенным, что вот-вот случится что-то очень хорошее.

И действительно, меня уже дожидалось личное сообщение:

«П. П. Б. Клуб ждет тебя. Захвати побольше денег на пиво. Как всегда, Эррол Ф.».

Я просмотрел все имена и адреса в местной телефонной книге, но никакого Эррола Флинна нигде не было, и я уже подумал — а вернее сказать, испугался, — что это все штучки гомиков и я просто вышел на канал связи гомосексуалистов. Нет, я ничего ни против кого не имею, и прекрасно, если люди счастливы, но я-то рас считывал завести новых друзей. В этой стране живет такая уйма народа, и тем не менее здесь так просто оказаться в одиночестве, если не повезет.

Но раз уж я зашел так далеко, я решил продолжать, что бы там ни было, и отправил еще одно сообщение:

«Я здесь, что дальше?»

Ответ меня чуть с ног не сбил, потому что написал его не кто иной, как Тони Кертис:

«Заходи, Вобби! Покушаем, послушаем. Тони Кертис».

Я никак не думал, что во всем этом участвует кто-то еще — не говоря уж об очередной кинозвезде, — но потом вспомнил, что в сообщениях упоминалось о каком-то клубе, хоть я просто не мог вообразить такой клуб, который с удовольствием принял бы серийного убийцу. Дальше мне вдруг пришло в голову, что все это — полицейская операция, что они пытаются выманить Внучка на открытое место, обещая ему пирожки и встречи с голливудскими звездами, а сами только и ждут, чтобы схватить его. Но мне казалось очень глупой идеей тащить Внучка в Чикаго, где, если судить по его вырезкам, он никого не убивал и где у закона к нему вообще никаких претензий быть не могло. Я ничегошеньки не понимал. Я слышал о женщинах, которые выходят замуж за серийных убийц, пока те сидят в тюрьме, дожидаясь исполнения смертного приговора, и подумал, может, это какой-то клуб фанатов Внучка Барни? И что тогда? Должен признать, что эта мысль мне понравилась — и некоторое время я обдумывал ее с большим удовольствием: было бы очень мило, если бы мне удалось выдать себя за этого убийцу и найти себе жену. Это может показаться странным, но, когда вы проводите много времени в одиночестве, вы привыкаете не раздумывая хватать все, что попадается вам под руку, и я своей привычке не изменил. Я опубликовал новое объявление, Тони ответил, и этот зашифрованный диалог продолжался около месяца. Я осторожничал, задавал множество завуалированных вопросов и в конце концов выяснил, что в клубе не двое, а восемнадцать членов, есть и мужчины и женщины, (это меня несколько успокоило) и все они очень, очень мечтают встретиться со мной. Пока суд да дело, я устроился на работу — куда бы вы думали? — в городской зоопарк. Чистил клетки и старался сделать жизнь моего подопечного камышового кота чуть более сносной. Оказалось, что я просто рожден для этой работы и что мне трудно было бы подобрать замену, если бы я уволился — или если бы меня пристукнули. Кроме того, я снял домик с обстановкой — хозяин которого лично прикрутил всю мебель к полу винтами — и начал приспосабливаться к чикагской жизни, которая очень похожа на любую другую — только мокрее.

В последнем сообщении от клуба содержалось название и адрес бара, куда я должен был прийти вечером в следующий понедельник — «Гриллерс стейкхауск Там будут все, и мне гарантировали чудесный вечер, а если мне что-то не понравится. Тони Кертис лично возместит все расходы. Меня очень развлекла мысль, что, считая меня серийным убийцей, они совсем не хотят поссориться со мной, если мне что-то не понравится. Честно говоря, я представления не имел, во что ввязываюсь, но раз уж я провернул все это дело, пути назад не было. По такому случаю я даже взял напрокат костюм-тройку из хлопка цвета беж — и надел к нему красную рубашку и темно-синий галстук. Парень из службы проката даже похвалил меня за „стильное решение“.

Когда я вылез из такси, лило как из ведра, и, пока я шел ко входу в бар, цвет беж стал темно-коричневым, сочетание цветов вышло не лучшее. Бар был из тех, где все делают из дерева — скамьи из красного дерева под окнами, стены полностью покрыты тиковыми панелями, потертый пол, на котором едва-едва хватает места для восьми столиков, и большая барная стойка в центре, тоже деревянная, конечно, — вот где, наверное, легко посадить занозу. Повсюду висели фотографии английских замков, света было мало, из музыкального автомата на радость немногочисленным посетителям неслась музыка в стиле кантри, а я стоял на пороге, сжимая в руках мокрую вечернюю газету — мой опознавательный знак. Меня окликнули; я повернулся на звук этого медвежьего голоса и в дальнем углу бара в первый раз увидел их. Все восемнадцать. Сидят, как будто корпоративная вечеринка вышла из-под контроля. Все лица повернулись ко мне, и внезапно я понял, что это и есть момент истины. Я заранее припомнил все, что мог, из вырезок Внучка, и надеялся, что достаточно хорошо знаю тему, чтобы выдать себя за него. К тому же, на мое счастье, недели две назад по телевизору показывали документальный фильм о нем, и телевизионный психиатр сделал блестящее описание Внучка-«вегетарианец, работающий не по графику». Обладатель медвежьего голоса встал, махнул толстой ручищей и громко щелкнул пальцами, его большое тело колыхалось под белой рубашкой с длинными рукавами.

— Сюда! Мы оставили тебе место.

Я посмотрел на свою руку, сжимавшую вечерний выпуск, и обнаружил, что дрожу. Я быстро бросил газету на первый попавшийся свободный столик и засунул руки глубоко в карманы штанов. Я не хотел, чтобы кто-то заметил, как я нервничаю, а потому сделал глубокий вдох, выпрямил спину и твердой походкой пошел к членам клуба. Про себя я снова и снова повторял то, что мне было известно о Внучке. «Ненавидит пошляков, любит кроликов — ненавидит пошляков, любит кроликов…»

— Милый костюмчик, — сказал кто-то, пока я шел мимо, улыбаясь и кивая разглядывающим меня людям, и я запомнил это навсегда. Думаю, это был Чак, но не могу сказать с уверенностью.

Здоровенный парень, который махал мне, протянул руку и довольно грубо рявкнул прямо мне в лицо:

— Я Тони.

Я вытащил дрожащую руку и смотрел, как она исчезает в его огромной ладони; плечо у меня пульсировало. В голове не было ни единой мысли, кроме того что Тони