- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (36) »
ЧТО У СЕНЬКИ БЫЛО
А были у него мать и отец. Пес Яша, свободной деревенской породы – и добрый и злой. Кошка Тоня с котятами. Зорька – корова. Васька – поросенок. Десять простых овец. Петух Петя с разноцветными курицами. Изба высокая. А на окнах белые занавески. Были у Сеньки огород с садом и деревня Малявино – тесовые крыши, насквозь пропахшая медом с окраинных лугов да горячими пирогами. Все деревенские жители были Сенькиными. Все птицы оседлые, все птицы пролетные, все букашки и золотые пчелы, вся лесная тварь и озерная, и та, что в реке, та, что в ручьях и болотах, по Сенькиному малолетнему разуму, жили – старались для него, Сеньки. И деревья, и неподвижные камни, и горячая пыль на дорогах. И небо. И солнце. И тучи. За деревней, которую Сенька ощущал насквозь до последней щели в заборе, до оброненного случайно гвоздя, начинался другой мир – побольше Сенькиного. Сенька проникал в него только с самого краю, возле деревни. Большой мир лежал на большом пространстве, для Сеньки невидимом, поскольку перегораживали его большие леса, а за лесами, как говорят, земля загибалась. В большом мире все было большое: и деревни, и города, и реки. Наверно, деревья и травы тоже были побольше. Катили оттуда на толстых колесах машины. Там паровозы гудели. Новый трактор, который недавно пригнали в Малявино, тоже происходил оттуда. Из большого мира, случалось, маршировали солдаты. С громкими песнями сквозь деревню. Грудь у каждого как бочонок, и на каждом всего навешено: и значков, и оружия. Сенька всякий раз маршировал с ними рядом. Захлебывался от пыли и от восторга. Когда войско проходило, унося свою шумную песню в другие деревни, задумывал Сенька поскорее расти. Только думал недолго – забывал быстро. Уйдет гулять по краю полей, ковырять кротовые рыхлые норы или заговорит с петухом встречным – и обо всем, о чем думал, забудет. Петух ему: «Ко-ко-ко…» И Сенька петуху: «Ко-ко-ко…» И друг друга поймут. «Не лезь, – скажет петух. – Я зерно для своих куриц отыскиваю». – «А я и не лезу, – ответит Сенька. – Я только смотрю. Я тебя обижать не стану». Сенька с кем пожелает, с тем и поговорит. С теленком – по-теленочьи, со скворцом – по скворчиному. И по-собачьи мог. И по-букашечьи. Даже шмелей понимал. Шмель к разговорам ленивый – некогда ему. Натужится, летит по-над самой травой из последних сил, словно вот сейчас упадет. Сенька прожужжит вдогонку шмелю по-шмелиному. Строго прожужжит: «Ж-ж-жу…» Мол, не жадничай – меду с цветков поменьше хватай, не то в иной день надорвешься. Вот как. Устанет Сенька гулять, зайдет в любую избу: – Здрасте. Дайте попить молочка. Мне до дому еще вон сколько идти, а я уже есть хочу. – Садись, Сенька, – говорят ему люди-соседи. Молоко наливают в кружку. Отрезают мягкого хлеба или пирога – что найдется. Спросят: – Как живешь? – Еще и по голове погладят. Поест Сенька, попьет и дальше направится. К старику Савельеву заглянет непременно. – Дед Савельев, у тебя пчелы над ульями так и гудят – сердятся. Наверно, в ульях столько накопилось меду, что пчелам и посидеть уже негде… Дай медку полизать. – А полижи, – скажет старик Савельев и нальет Сеньке меду на блюдечко. Сенька и в сельмаг зайти может. В сельмаге ему пряник дают. Один раз молодой тракторист Михаил подарил Сеньке в сельмаге четвертинку вина белого. Сенька ее принял очень серьезно. Домой отнес. Сенькина мама изловила тракториста на улице. – Леший! – кричала она. – Дурак последний! – кричала она. И запустила в трактористову голову подаренной четвертинкой. Тракторист поймал ее на лету и поблагодарил вежливо. – Спасибо, – говорит, – за угощение. Потом он дал Сеньке селедку. За селедку мамка ругалась тоже, но не выбросила – съели с луком. – Ну и леший! – говорила она. – Ну и черт шальной! Один раз Сенька даже к председателю заявился в гости. Одинокого, молчаливого председателя Сенька тоже определил туда, в большой мир. Председатель ходил под дождем и под солнцем без шапки. Сеньку по голове не гладил. «Как живешь?» – не спрашивал. Как-то раз только остановился над Сенькой, разглядел его с высоты и сказал: – Долго будешь ходить в сопливых? Сенька надулся, крикнул вверх, в председателево лицо: – Мне и так хорошо! Председатель наклонился, чтобы рассмотреть его с близкого расстояния. – Хорошо, говоришь? Только зря ты так думаешь, будто тебе хорошо. По правде, тебе еще просто никак. – Сам ты не знаешь, – возразил ему Сенька. А когда в гости заявился, спросил прямо с порога: – Ты чего ешь? – А я не ем, – сказал председатель. – Я пью. – А ты чего пьешь? – Да вроде лекарство пью. – Дай попробовать. Председатель налил в ложку лекарства, совсем две капли. – Ты не жалей, – сказал ему Сенька. – Ты мне налей в стакан. Председатель почему-то лицом потемнел, стряхнул лекарство с алюминиевой ложки и ложку полотенцем вытер. – Это лекарство невкусное, для грустных людей оно. А ты вон какой весельчак. Я тебе лучше конфету дам. Сенька конфету схрустел вмиг. Оглядел избу. А жил председатель у одинокой бабки Веры за занавеской. Не накрепко жил, будто сам у себя был гостем. – Так и живешь? – спросил Сенька. – Так и живу. Сенька потоптался возле стола, навздыхал, намигал вправо-влево и уставился в белые половицы. Вместо прощания сказал: – Ладно, я к тебе еще раз приду. Но только к председателю не заявлялся. А когда вспоминал председателево жилье за ситцевой занавеской, его словно холодом обдавало, словно ветер из многих щелей, а заткнуть-то их нечем. От такого сквозного ветра надобно бежать к мамке и, взобравшись к ней на колени, сидеть тихо, ощущая телом тепло и любовь. Кроме деревни Малявино с окрестной пахучей землей, кроме большого мира с дорогами и лесами, был у Сеньки еще третий мир – «огромадный». Сенька не видел его даже с краешка, но знал, что он где-то есть, там, далеко-далеко. В «огромадном» мире все «огромадное». Высоченные города с башнями. Широченные реки с пароходами. Синие моря с каменными островами. И великие океаны, у которых нет ни конца, ни края, ни середины. «Огромадного» мира Сенька боялся. Он иногда думал: «Если уйти в такую даль, то как же меня отец с матерью докричатся? Как же деревенские жители-соседи могут меня по голове погладить?» Всего один раз видел Сенька пришельца из того «огромадного» мира не на картинках, не на белом светящемся полотне, а прямо над головой. Сверкающий аэроплан пронесся над самой деревней. Рожь полегла. Березы и елки ходуном
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (36) »