Сорокин Игорь Владимирович Флагман флотилии. Герои штрафбата

Часть 1

Глава 1. Госпиталь и судьба

Опять потолок с лампочкой Ильича и проводка с фарфоровыми чашечками изоляторов и проводом с тряпичной изоляцией. Значит, я все еще где-то там в прошлом. Открыт только один глаз.

Разница в помещениях и условиях есть. Голова, корпус, левая рука и ноги забинтованы так, что пошевелиться можно только всем телом. Пальцы левой руки словно деревянные, кожа чувствует, что кисть свободна, а пальцы непослушны. Между ног что-то твердое и округлое — фарфоровое судно. Очень хочется пить. Чувствую пересохшие губы и рот. С глазами тоже непонятно что, один глаз не закрывается и залит слезами, второй вроде нормально функционирует. Повернуть голову не получается, но помещение заполнено стонами и говором находящихся рядом людей. Запах давно немытых тел, крови и человеческих испражнений — людей вынужденных днями находиться в неподвижности в медицинских койках.

Я в госпитале. Значит живой! Все еще нахожусь в эпохе фарфоровых изоляторов, для электропроводки. А кто я? Память вроде вся осталась и моя и лже-Прохорова.

— Сестра, сестра моряк очнулся! — слышу голос где-то недалеко находящегося мужчины.

Значит моряк. Максимум что могу это моргнуть глазом и пошевелить пальцами правой руки и ноги. А что же с левыми рукой и ногой? Значит, есть только левый глаз и правые рука с ногой, а что же с остальным частями тела. Интересное у меня состояние.

Наконец надо мной склоняется какая-то женщина в медицинском халате.

— Очнулся товарищ Прохоров. Наконец пришел в сознание, теперь дело пойдет на лад. Скоро доктор подойдет, тоже рад будет, — сестричка говорила, наверное, такие слова сотни раз. Многократно повторяемые фразы.

— Пить хочешь? Давай я тебя напою, — не обращая на меня внимания, по опыту знает, что пить хочу, из поилки наливает мне в пересохший рот воды.

Что это? Вода во рту чувствуется только на одной стороне рта, другая словно ватой наполнена. Даже глоток какой-то непривычный, неумелый, мышцы лица словно деревянные. И еще у воды нет вкуса! С каких пор в госпитале поят раненых дистиллированной водой?

Надо мной склоняются еще какие-то незнакомые люди, двое явно из раненых, бинты и костыли на виду, две медсестры.

Нет одна из медсестер явно врач. Клавдия Сергеевна доктор мой лечащий.

По крайней мере, медсестры так к ней обращаются.

Почти мгновенно перед лицом появляется указательный палец женской руки и требование следить за пальцем.

Один глаз отслеживает, а второй даже моргать не может.

Звуки тоже какие-то не обычные. Слышны только громкие голоса и теряются некоторые слова шепота и нежных интонаций. Такое ощущение, словно все находятся не рядом, а в коридоре.

Наконец моя левая рука оказывается в руках Клавдии Сергеевны.

Нежные пальцы пробежались по коже кисти и остановились на пальцах.

Пошевелите пальцами. Сильнее. Еще сильнее. Напрягитесь и постарайтесь пошевелить хоть одним пальцем, — голос врача слышимый издалека заставил разозлиться на собственную беспомощность.

Всеми силами с огромным напряжением и стиснутыми зубами, добиваюсь движения среднего пальца. Нежные пальцы обеих рук женщины начали разминать кисть и каждый палец.

Еще разок! Давайте, старайтесь со всей силы! Сейчас помассируем и должно получиться полегче, — врач в каждое слово вложила желание помочь.

Новое насилие над собой и новые стиснутые зубы. Почему-то от усилий чувствуются, как на лице сдвигаются морщины и рот только в левой стороне лица. Правая сторона головы, словно огромный синяк на все лицо, полностью неуправляема и отекшая.

Пальцы левой руки, наконец, пошевелились, и разминаемые женскими руками по деревянному начали собираться в кулак.

Наконец силы кончились. Исчезли силы вернуть пальцы в исходное положение. Нежные женские руки, заботливо разминая каждую клеточку кисти, начали постепенно распрямлять согнутые пальцы.

Не так уж и плохо товарищ моряк. Могло быть и хуже. Теперь вашей главной задачей становится шевеление пальцами и мышцами лица, — закончила осмотр доктор.

Медсестра. Больному назначается массаж кисти и лица. Три раза в сутки. Остальное решим позже.

Несколько слов слышимые, словно издалека и неразборчиво, и вот уже Клавдия Сергеевна ушла из палаты.

— Сестра, что со мной? — попытался задать вопрос медсестре.

Только вот слова превратились, во что-то булькающее и тягучее.

Я — не могу говорить! Паника! Я — еле двигаю пальцами и губами. И еще и слышу только что-то шепчущее. А что с ногами? Неужели я стал инвалидом? — куча мыслей проносится в голове.

Отчаяние. Эмоции захлестнули голову и тело. Жалость к себе и своему состоянию. Злость на свою беспомощность. Вопрос о будущем. Каким я буду далее? Как жить?

Больной успокойтесь. Все будет хорошо. Клавдия Сергеевна у нас целый кандидат медицинских наук. Она раньше в заведующей нервно-паталогического отдела в Новороссийской больнице работала. Поднимет Вас на ноги, — слова успокаивающей меня медсестры, наконец, приходят к осознанию громко говорящей женщины. Ее явно надрывающийся голос, словно через плотный слой ваты приходит в мозг.

Теперь эмоции уменьшились. Однако пришло осознание того, что у меня еще и что-то со слухом. Тоска и бессилие сменили мечущийся хаос эмоций. Уныние овладело мной.

Тоску и уныние не могли развеять даже два десятка сослуживцев из экипажа «Ударного» в разной форме и степени ранения оказавшихся вместе со мной в Новороссийском военно-морском госпитале.

Практически кто либо, из членов моего экипажа, теперь постоянно находились возле меня. Поворачивая на койке, оберегая от пролежней, сменяя «утку» и даже пытаясь массировать открытые участки кожи. В палате постоянно стоял запах одеколона, которым вместо дефицитного спирта, протирали мою кожу. Не исчезал и запах куриного супа, который вливали в меня литрами. Что самое удивительное теперь в моей палате все ели как говорится «от пуза». Но не только моя палата оказалась накормленной и откармливаемой курятиной и мандаринами. Все раненые из экипажа монитора «Ударный» сидели на дополнительном явно не госпитальном пайке. Попутно обеспечив улучшение питания и соседей по палатам. Новороссийский военно-морской госпиталь захлестнула настоящая волна благотворительности по питанию.

Через три дня ипохондрии, новый шквал эмоций захлестнул и выбросил меня из цепей тоскливого состояния.

Началось все с нового обхода Клавдии Сергеевны сопровождаемой целой делегацией. Сначала до моих ушей дошел топот