руководителей. Сашка как начнет расспрашивать про войну, не знаю — что и отвечать. Про головы отрезанные, да про то, что по Вавиловской книге в Афгане летали, потому что карт не было?! Да, так Зинка недавно мне и говорит: — «У всех, Лешенька, Отечественная война в 45-ом году закончилась, а у меня до сих пор идет. Сколько же еще?» — И что ей отвечать прикажешь?

Я-то хоть теперь не летаю. А у ребят жены молодые, и сами они тоже в полном расцвете. И ни тебе денег, ни квартиры, одно чувство глубокого морального удовлетворения и гордости за свою Родину, так ее перетак. А Родина какая-то непривычная, карту каждый день заново изучать приходится, потому вчера это Родина, а сегодня уже оккупированные земли. Черт-те что и сбоку бантик!

Нет, я правда думал, что могло… чем лукавый не шутит, когда Бог спит. А он, судя по тому, как мы по-собачьи живем, снотворное недавно принял. И так, и сяк я это, Борька, вертел — нет, не сходится. Если они «Ската» сдать решили, что же там вышло не по-ихнему? Он же таких бабок стоит, что при жизни можно себе золотой памятник поставить и еще внукам останется. Ну, предположим — хоть и говорить про это противно, не то что верить всерьез — что каким-то образом они договорились, что пригонят вертушку в целости и сохранности на условное место. Их там с таким эскортом ждать были должны, что никаких случайностей быть не могло. И спецагенты нашего «заокеанского друга» с оплатой за проделанную работу в зубах им должны были ближе мамы родной показаться! С чего бы это они по своим кровным баксам стрелять начали? Вот ты бы, Борька, стал? И я, нет. Или — или, тут третьего не дано.

Семьи, опять же, дети… Я про убеждения принципиально не говорю, потому что чужая душа — потемки. Да что чужая! Я и в своей-то толком разобраться не всегда могу. Но все-таки, все-таки мне кажется — не такие они ребята, чтобы подобное учудить. Мне сдается, что просто железо чего-то напутало, а когда они поняли, в чем беда, поздно было. Положили, сколько смогли…

Так что выходит по-всякому — герои они. Как есть, герои. И хоть орденом их не воскресить, но это лучше, чем ничего. Я Чубатому завтра же представление к наградам на обоих, посмертно… К высшим наградам. И пусть он мне попробует это прокомментировать. Что мне терять, а, когда я уже почти все потерял?

Ну, Борька, старый пес. Давай выпьем с тобой за светлую память новопреставленных рабов божиих — Георгия и Михаила. Пусть им небо будет пухом.

* * *

— Вот ты, Ниночка, думаешь, что у нас с ним любовь была. И все так думали. А я не отрицала, потому что неудобно. Недоделанные мы, Ниночка, с самого детства, со школы еще. Нам такие взгляды прививают, что без любви жить вроде как бы и стыдно, и неправедно даже. А какая, к черту, любовь?!

Нет, когда я замуж за него выходила, я в ЗАГС как на крыльях летела. Господи! Господи! Как же я влюблена тогда была. Ты ведь помнишь, какой красавец на свадебной фотографии?! Высокий, стройный, веселый. Да и потом ничего был, но в молодости… Мне казалось, что никого надежнее на целом свете нет; что я за ним, как за каменной стеной. Мы как-то в парке на компанию одну напоролись… Слово за слово, что-то эти ребята про меня сказали… представляешь, не помню, что именно. Да и стоит ли такой чушью память перегружать? Словом, Миша тогда их разбросал, как лев шакалов. Правда-правда, я тогда в дневнике так и записала: «Он набросился на них, как могучий лев на стаю шакалов».

Теперь это так смешно и нелепо звучит…

А потом начались наши мытарства. Знаешь, у меня ведь тетка тоже была замужем за военным; и я, глядя на нее, и себе представляла, что всю жизнь придется по гарнизонам мотаться. И готовилась к этому. Думала, буду терпеливой и любящей супругой, детей буду ему растить и воспитывать правильно, учить их, чтобы они отцом гордились. А он у нас вертолетчик, красавец, умница. Думала, счастливы будем. Оба молодые, образованные, профессии в руках. Знаешь, как я хотела своей жизнью жить! Чтобы не с мамой-папой, а с мужем, с сыном, о дочке мечтала — с косичками рыженькими и с веснушками. И чтобы дом уютный был, и готовить буду всякие вкусности, пироги там, вареники, борщи. Он ведь, как всякий мужик, покушать любил.

Правильно говорят, что благими намерениями дорога в ад вымощена.

Я и представить себе не могла, что ничего этого не будет. Нет, поначалу, когда здесь остались, я даже радовалась — все-таки дома. А я еще совсем девочка была, что мы понимаем-то в девятнадцать лет? Все-таки чужие города меня очень страшили, и переездов я побаивалась, а тут все на удивление удачно стало складываться. И комнатка у нас была — не Бог весть что, но не с родителями; ты же знаешь, Ниночка, с мамой у меня никогда доверительных отношений не было. Мишу она сразу невзлюбила, так что возможность совместного проживания отпала сразу. Это уже позже, после папиной смерти, мы на какое-то время съехались; тоже, кстати, была огромная ошибка с моей стороны.

Но самое главное, что мне и в страшном сне привидеться не могло, что придется мужа с войны домой ждать. И знать не знаешь — привезут ли тебе цинк, или сам в отпуск выберется. А на чем летали! Ниночка! На чем они летали — знала бы ты, ужаснулась! На каких-то допотопных лоханках. И ведь были же, были же машины классные, так нет же! У нас пушечное мясо дешевле всего стоит. Что ты говоришь?.. Может быть, может быть, ты права; наверное, везде так, но у нас еще страшнее, потому что с русской удалью, с российским размахом все делают: и людей губят, в том числе. За просто так губят — теперь уже не за идеи и принципы, а как бы по инерции. И смысла в этом кошмаре нет, и правды, и надо жить как-то, и мозги постепенно вскипают.

Знаешь, я так думаю — это страх постоянный мне душу выел. Страх и ожидание. Больше же ничего в жизни и не было, если разобраться. Все бабы, как бабы — с мужьями в кино, в гости, в театры ходят. Или не ходят. Тогда ругаются. Я на работе сотрудниц слушала как-то, а они жалуются: мой, говорит, весь день у телевизора просидел; а вторая плачется, что ее муж все выходные что-то там мастерил, а ей — полслова в полчаса. Я слушаю их, а сама думаю — Боже, Боже, они хоть понимают, как счастливы?! Нет, не понимают. А я не то что в выходные, я Костьку рожала одна! Мать в командировку умотала — она всегда была женщина самостоятельная и внука не хотела. А Миша… ты понимаешь государственное задание, оно же превыше всего. Долг, честь и прочее… И вот мне подруги одеяло принесли, потому что мамочка чемодан с пеленками разгрузила, с собой забрала — он самый удобный в доме был. А пеленки в шкаф засунула, и они их найти не смогли… Так, сиротами и поехали домой.

Вот тогда, Ниночка, я вдруг поняла, что во мне что-то сломалось. Не плакала, не скулила, нет.