разогретом всем содержимым барной карты аду, царит унылая тишина. Играет легкий блюз, ленивый бармен лениво наливает тебе пиво. И реальность вокруг тебя уныла и тягуча как сопли плачущей студентки по утраченной девственности. И тогда, сделав несколько глотков отличного эля ты понимаешь, что это не то. Заказываешь двойную бурбона, двойную бурбона, двойную бурбона, двойную бурбона, и, обнаруживаешь вокруг себя начинающееся безумие, и себя его частью. И понимаешь , что на улице уже ночь и ты уже в аду и ад этот тебя принял. Играет Хендрикс. Ты уже начинаешь видеть Ее. Она еще не так прекрасна, как будет через пару порций, а через пару порций ты уже уверен в случившемся счастье, которое обернется твоим похмельным кошмаром. И только бутылка стаута из холодильника вернет тебе желание продолжать эту агонию. И снова ты обнаруживаешь себя в тишине ночного бара, и снова холодное темное в разложенном на молекулы желудке и снова двойной бурбона и снова и снова и снова. И ты ползешь в этом замкнутом цикле, пока неведанная сила не выплюнет тебя на тротуар неизбежной реальности, ибо удирая от нее, ты бежишь к ней. И дождавшись тебя за следующим углом, она мстит тебе, бьет в уязвимые места. Реальность, это строптивая баба не терпящая измен. И будучи сама не идеальна, она требует от тебя соответствия ее представлению о нормальном и, чем больше ты стараешься для нее, тем больше у тебя шансов вернуться в темный полумрак бара, где тебя уже заждалась унылая пустота, твои двойные и прочие неизбежности.

Мой любимый бар "Улица Бурбона" был открыт круглые сутки. Его наводняла праздная, разношерстная публика. Вечером ребята с хорошими гитарами, ламповым звуком и чувством прекрасного, исполняли Чака Берри, Блэкмора, Джими Пейджа. Ближе к двенадцати ночи воздух здесь сгущался, внутри и снаружи стоял гул пьяных диалогов, играл рок-н-ролл, на стойку бара выползали студентки в красном бикини, коблах и призрением на лицах. Они извивали в танце свои гибкие кошачьи тела, доводя до безумия мужскую половину бара. Эпоха гламура нулевых ушла, на смену ей стала приходить интеллектуальная сдержанность новой культуры, где демонстрация твоих финансовых возможностей становилась дурным тоном. В баре вроде этого, ты мог встретить интересного собеседника, скрывающегося за нарочито простоватой личиной. Женщины здесь были открытыми, по-хорошему сложными и не обремененные предрассудками.

Я сидел за стойкой и потягивал пятую порцию бурбона. Мысли не шли. Рядом освободилось место и на него запрыгнула анорексичная брюнетка. Она болезненно улыбнулась, заглянув мне в глаза. Вид у нее вызывал сочувствие, и, этот взгляд, он был мне знаком, за такой взгляд я мог отдать страждущему последние деньги. Она пила Кровавую Мери. Первый коктейль зашел в нее залпом. Делая глоток из второго, она смотрела на меня ожившим взглядом, в ее глазах появился похотливый интерес, жесты стали жеманными, стали проявляться подростковые ужимки. Ее история не отличалась от большинства услышанных мною любящих выпивку молодых девиц в этом баре. Обеспеченные родители зацикленные на материальном, не понимающие, не испытывающие интерес к ее жизни, усталость от всей этой бессмысленности в окружении достатка и кажущейся беззаботности. Уродливая личная жизнь, строящаяся на доверии к меркантильным подонкам. Наркотики, алкоголь и, как следствие, отчуждение семьи, отказ в помощи и деньгах. Все в таком духе. Алкоголь прилил кровь к ее вагине. Она приблизилась ко мне поближе и уже думая о моем члене спросила

- Чем ты занимаешься?

Я ждал этот вопрос, он является ключевым даже для таких профур, он определял твой статус, а это важно, когда ты планируешь нажраться за чей-то счет.

- Я писатель.

- Писааатель - она вложила в это столько иронии, сколько смогла. - И о чем же ты пишешь, писатель?

- О людях, о потерянных, заблудших душах.

Она нарочито надула губки

- Таких как я?

- Да, и таких.

- Ты должен дать мне почитать свои рассказы, я слышала, что через них можно познать душу писателя.

Какая проницательность подумал я и ответил

- Нет, они слишком личные. Если я сейчас попрошу снять с себя трусы для меня, снимешь?

Она молчала, глаза наполнились изумлением и гневом

- Вот видишь, нет, а обнажить душу сложнее, чем снять трусы.

Я заплатил за ее выпивку и вышел из бара в наполненную звуками и людьми улицу. Пройдя несколько кварталов, скурив пару сигарет я не придумал ничего лучше, как вернуться в "Улицу Бурбона". Анорексичка исчезла. Помещение наполнилось так, что к стойке было не пробиться. Взяв еще бурбон, я стал наблюдать за пьяной парочкой танцующей на маленьком пяточке танцпола. Играл шикарный блюз Джимми Хендрикса. Рядом со мной стояла пара тощих хипстеров, они пили эль и говорили об искажённом понимании изобразительного искусства. Слега заплетающимся языком один вещал

- Многие думают, что им понятен Босх, все эти искусствоведы, специалисты христианской символики. Но я тебе скажу, если ты не знаком с ЛСД, Босха тебе не понять, именно так до меня дошло, и, это не вызывает сомнения, Босх знал эффект плесени спорыньи которая образуется на пшенице и ржи! В те времена отравление ею было делом нередким, из спорыньи синтезировал лизергиновую кислоту Хофман. Я говорю тебе, Босх торчал на лизергине - он отвратительно заржал - по этому, ему были доступны образы, которые он оставил на своих триптихах!

Звучало убедительно. На противоположной стороне бара я увидел пристально изучающего меня человека. Что - то в его внешности было средиземноморское, эллинское. Чем-то он отличался от всех присутствующих здесь. Он был трезв. Этот взгляд был мне отвратителен, и я начал движение сквозь толпу в его направлении. Он заметил мое приближение, допил из стакана воду и вышел на улицу. Через несколько секунд я вышел за ним, но он исчез. На улице творилась вакханалия, вход ночной клуб напротив был облеплен людьми, кто то блевал неподалеку, там же двое тискали бухую девицу. Рядом подперев стену стоял Сашка.

- Ты бросил меня - сказал он, когда я приблизился к нему в упор. - Вот кто ты после этого? Что-то я так набухался. Ты ушел, телефон не взял, дилер сука не отвечает, кстати, у тебя случайно нет кокса?

Кокса у меня не было. Благоразумие вернулось к Сашке ненадолго.

4.

Новый день я встретил далеко за полдень. Похмелье, самобичевание, бокал примеряющего с жизнью шампанского. Нужно было выходить из