новенький фотоаппарат. В кожаном футляре красного цвета.

— Папка! — Игорь отшвырнул задачник и бросился к отцу. — Вот это подарок!

И тут же его голова оказалась между большущими горячими ладонями отца, а ноги оторвались от пола.

— Расти большой, расти большой!..

— Мама! — заверещал Игорь.

И мать сразу прибежала. На ее круглой, как мячик, скуле белела мучная полоска. Мать вместе с Феней стряпала на кухне именинный пирог.

— Перестань, Петя! — прикрикнула она. — Уронишь!

— Пусть растет большой и шустрый, — проговорил отец и подбросил именинника к потолку. — В отца!.. В отца!..

Игорь снова взлетел над отцовскими крутыми плечами. Он увидел сверху родное широконосое лицо, огневые кудри и блестящую коронку во рту. Отец выделялся среди друзей и знакомых силой, красотой и статью. И костюм у него был полувоенный, стального цвета. Только руки подкачали. Насколько высовывались из рукавов, настолько были покрыты шрамами. Дряблыми, незагорающими. Но для Игоря эти старые отметины — ожоги — делали отца еще красивее, они говорили о мужестве. Никто не мог ткнуть в отца пальцем, что он не был на фронте. Он отличился раньше, в борьбе с кулаками. И заслуженно работал в тылу всю войну на ответственном «золотом фронте».

— Кидай выше, пап! — попросил Игорь, млея от счастья.

Но отец поставил его на пол и задергал ноздрями:

— Пирог не сгорел?

— Ах ты ж разиня! — вскрикнула мать. — Горе мне с этой помощницей... Настроение у нее сегодня такое, видишь ли, — все валится из рук! Из-за брата непутевого...

— А ты объясни ей, — на весь дом заявил отец, — что она не в гости пришла, а на работу... Я тайменя ловил не для того, чтобы она мне его превратила в головешку!

— Ладно, — заспешила на кухню мать, — ты не лезь в наши дела, однако, управимся и без твоего крика.

Она задернула кухонную занавеску, закрывая Феню, чтобы отец не видел печального лица ее помощницы. А как было не печалиться девушке, когда ее брата Ваську посадили в тюрьму! Подрался он спьяну с приятелями-шахтерами, а их всех в милицию и забрали. Приятелей скоро выпустили — на смену им надо было. А Ваську задержали — при обыске нашли у него золото в кармане. Видно, не зря у Васьки Чурсеева прозвище было Гиблое Дело. А за кражу золота очень строго судили. Правда, Васька отпирается, говорит, что золото это нашел в тайге, но кто поверит такому? На шахте работаешь, значит, оттуда и унес! А теперь сестра плачь, переживай за непутевого братца! И людям добрым пирог испортить может. Есть отчего сердиться отцу, мрачно ходить вокруг стола в зале и терзать зубами папиросу. Хоть бы гости скорей шли!

— Можно к вам?

В сенях раздались шаги, говор, смех.

— Заходите, долгожданные! — Мать вывернулась из кухни, вытирая руки о передник.

У отца разошлась с лица хмурь, и он двинулся навстречу гостям. Игорь тоже затопал в прихожую.

Пришли всегдашние их гости: сосед-вдовец Лукин с дочерью Любой, ровесницей Игоря и одноклассницей, и старый друг Бандуреевых Матвей Андреевич Куликов.

Лукин еще донашивал фронтовую форму. На его кителе выделялись два ряда орденских планок, сосед прихрамывал на правую ногу. А Куликов был строен, как кедр, в своем синем горняцком мундире, на котором пуговицы, молоточки и звездочки сияли не хуже фронтовых орденов.

— Здравствуйте, хозяева!

— Добрый день, соседи...

Пока взрослые обменивались приветствиями да шутками, Игорь пробился к Любе. Щелкнув застежкой ФЭДа, он прицелился в гостью тусклым глазком фотоаппарата.

— Вот что папка мне подарил!

— Добра-то...

— А что, теперь буду снимать, кого хочу!

— Лучше б краски...

— Тоже сравнила!

— А я серые фотокарточки не люблю!

— Мало ли что ты не любишь! Зато правда!

— Мама, когда лежала в гробу, красивая была, а на фотокарточке получилась, как чужая...

Игорь исподлобья взглянул на Любу — нашла время вспоминать о смерти своей матери! Сейчас ее круглые глаза нальются слезами, Лукин тогда тоже загрустит — праздник будет испорчен.

Но хозяйка дома была начеку. Мать Игоря проворно нагнулась к Любе, поцеловала ее в макушку и начала перевязывать красный бант. Шелковая лента висела мочалом. Мать затянула бантик, и он стал упругий, как распустившаяся саранка.

— Ах ты моя сердечушка, — приговаривала мать, — сегодня некому тебе помочь, однако...

— А я сама пришла вам помогать, Ксения Николаевна! — ответила Люба и просунулась в кухню. — Фенюша, нужна тебе моя помощь?

— А-а, — растерялась Феня, — помощь?.. Нужна, Любушка, чего-то я седня забываю все...

Игорь еще с утра заметил, что помощница матери ходит по дому лунатик лунатиком. И сейчас она сунула Любе поварешку, а сама ринулась в комнату, за гостями.

— Дмитрий Гурыч!..

— Куда разлетелась? — окликнула ее мать шепотом. — Тарелки пора на стол!

Феня бросилась назад, загремела посудой. Вынесла стопку мелких тарелочек и вдруг запнулась о ковер. Фарфоровый звон разнесся по дому.

— Как сердце чуяло! — вскрикнула мать. — Натворит беды!

Девушка повалилась на колени, прикрывая обломки черными косами.

Лукин первый пришел ей на помощь. Он подхромал к Фене и склонился над грудой обломков. Игорь с Любой тоже кинулись подбирать осколки.

И тут Феня поймала руку Лукина, будто специально ждала его.

— Дмитрий Гурович, не верьте вы им! — запричитала она и поцеловала руку Лукина. — Не виноватый мой братка!.. Самородку нашел он в тайге, Христом-богом клянусь! А нес ее, чтобы похвастаться перед дружками, что коренную жилу скоро найдет!..

— Перестань, Феня! — оборвал ее Лукин, обнял за плечи и поставил на ноги. — Разберемся...

— Товарищ судья, не допусти напраслины!

Феня пыталась снова припасть к руке Лукина, но тут вступился отец.

— Тебе что сказано, девушка?!

— Иди, миленькая, домой, — заговорила мать, подталкивая Феню к вешалке. — Отдохни, успокойся, обойдемся сегодня без твоей помощи...

Фенины щеки, похожие на красные яблоки, блестели от слез.

— Один у меня на всем свете остался родной человек, Вася, — сказала она, — беда и выручка... Наш папаня умирал — наказывал друг за дружку держаться, чтоб в тайге не пропасть! А потом и в деревню вместе возвратиться! На землю опять сесть, за крестьянство взяться!

Игорь не успел глазом моргнуть, как его отец шагнул к дверному проему и резко свел тяжелые портьеры.

— Иди, отдыхай, красавица, — предложил он Фене.

Феня тихо притворила за собой дверь. Игорь боялся взглянуть на свою мать — каково ей перед гостями?

— Вы уж нас простите, гости дорогие, — заговорила мать. — Не в себе она маленько сегодня, Феня наша, и мы за нее испереживались.

— Нет у нас