тянет вниз мои трусы – увидев сообщение от Адиля, я не стал тратить время на то, чтобы одеться, так и пришел в трусах и шлепках - приспускает свои штаны, щелкает крышкой тюбика с кремом и проскальзывает пальцами между моих ягодиц.

Подушечки шершавые и теплые. Крем быстро согревается на коже.

Тяжело втягиваю загустевший воздух, чувствуя, как в меня втискиваются сразу два пальца. Впрочем, ненадолго. Через полминуты Адиль вынимает их, тянет меня на себя и просит:

– Расставь ноги.

От его охрипшего шепота по позвоночнику пробегают мурашки. Молча слушаюсь, прогибаюсь в спине, давая доступ.

Он вталкивается медленно, придерживает меня за бедра. А я чувствую под своей ладонью, которую инстинктивно положил на его бедро, горячую, покрытую жесткими волосками кожу.

Это даже отвлекает от боли. Но наш секс – это всегда сначала больно. Потому что слишком быстро. Слишком неудобно.

Я вдруг представляю, как мы могли бы трахаться лицом к лицу. Как Адиль бы накрыл меня собой, прижимая не к забрызганной раковине, а к постели. Моей постели. Или своей. Без разницы.

Почему-то отчетливо видятся его темные, обрамленные густыми ресницами глаза. И в них снова нежность.

Или это в зеркале?

– Больно? – горячая ладонь ложится на мой опавший член. – Прости. Подождем.

И за это его неловкое «подождем» я готов разрешить ему все что угодно. Меня накрывает. Я вцепляюсь в его ладонь, тяну наверх, прижимаюсь губами к самой середине, трусь щекой.

Адиль глухо вздыхает, гладит пальцами мои губы, почти невесомо, явно боясь потревожить ссадину.

– Давай, – почти скулю. Мне уже плевать на то, что больно. Потому что еще немного и... Ох, мать твою!.. Господи...

Дыхание застревает где-то в легких. В глазах вспыхивает. Член Адиля задевает во мне то самое нужное место, вскользь, но от этого мое тело словно превращается в сплетение обнаженных нервов. Я стискиваю руку Адиля так, что ему, наверное, больно, но он сжимает мои пальцы в ответ и двигает бедрами сильнее, вталкиваясь, кажется, до конца.

Он двигается во мне беспорядочно, грубовато. Лижет мою шею, целует плечи. Шепчет что-то хрипло. Я не разбираю слов. Может, потому что сосредоточен на другом, а может, Адиль просто говорит не на русском. Не знаю. Мне плевать.

Потому что он отталкивает мою руку и обхватывает мой член своей ладонью. И это...

Я насаживаюсь уже сам. И боль стоит тех разрядов удовольствия, которые пронизывают мое тело от каждого движения. Я словно весь растворяюсь в этих безумных ощущениях. В этом извращенном подобии занятия любовью.

Потому что любовью занимаются не так. Наверное.

Адиль кончает первый. Просто вдруг замирает, заставляя меня разочарованно и жалобно хныкнуть, а потом...

– Ярослав... – он выдыхает это мне в самое ухо. Хрипло, едва слышно.

Колени слабеют. Я остаюсь стоять только потому, что Адиль держит меня, прижимая к себе. Ну, и еще потому, что одной рукой держусь за раковину.

В отражении словно не я. Там кто-то другой. С лихорадочными пятнами румянца на щеках, с приоткрытым в немом стоне ртом. С нехорошо блестящими глазами.

Адиль не отстраняется. Прижимает ближе, одновременно лаская меня. И я неожиданно даже для самого себя, захлебываясь дыханием, кончаю, вцепившись в его предплечье.

– Тише, – мягко говорит Адиль. – Молодец.

И неловко целует меня в уголок рта, заставив запрокинуть голову.

А потом мы просто стоим в едва освещенном туалете медпункта. Вот так вот, у раковины, напротив зеркала. Я чувствую, как из меня вытекает теплое. Катится каплями по бедрам.

Наверное, со стороны выглядит пошло. Увидь нас кто-нибудь сейчас, вся рота узнала бы, что «Полевого трахает чеченец».

И тогда...

Устоявшееся общественное мнение. Не такое уж беспочвенное, к слову. Просто... Просто у нас все иначе. Один шанс на сотню тысяч.

Кто бы поверил мне, если бы я сказал, что люблю этого самого Адиля?

Адиля, который сейчас, тяжело дыша, прижимается грудью к моей спине. Адиля, который держал меня за руку. Который хрипло шептал мое имя, кончая.

Русский японец и чеченец. В армии.

Картина маслом. Сюжет для статьи о бардаке и беспределе, который творится в российских вооруженных силах. Если не знать деталей.

Невесело улыбаюсь нашему отражению.

– Мне пора, – говорит Адиль, прижимаясь щекой к моему виску. – И тебе.

– Да, – я чувствую, как колется его щетина. У меня ее нет. Расовая особенность.

Зачем-то трогаю пальцами Адилеву щеку.

Он ловит мою руку и целует запястье. А потом просто отстраняется. Открывает кран, споласкивает испачканную в моей сперме левую ладонь, наскоро проходится мокрой рукой в паху, подтягивает штаны с трусами и выходит не оборачиваясь, оставляя меня наедине с отражением и бегущей из крана водой. </p>