Ему так и так совершенно не хотелось в это впутываться, и теперь он мог поехать домой, послушать музыку час-другой, пропустить пару стаканчиков, съесть сэндвич и немного поспать. Если только утихнет ветер. Ему очень плохо спалось под такие завывания. Скорее всего, дочитаю начатую книгу, может, возьмусь за следующую. Ветер не угомонится ещё часа четыре или пять. Так размышляя, он свернул раз, другой и тут снова увидел девчонку, на этот раз распростёртую на обочине.

Если бы он не увидел её до этого и не стал бы думать о ней, о её сестре и матери, если бы ехал быстрее пяти миль в час, то вполне вероятно мог её и не заметить. Она лежала у самой дороги, лицом вниз. Едва он остановился и вышел из машины, дождь хлестнул по его лицу и заструился по очкам, и он почти полностью ослеп. Он взял ребёнка на руки, дотащил до машины, распахнул заднюю дверцу, уложил её на сиденье и только после этого взглянул на её лицо. Нет, то не девчонка Боландов. Эту он никогда раньше не видел. А лёгкая, как пёрышко. Он торопливо обошёл машину, сел на своё место. Теперь он больше её не видел, торчал лишь бесформенный чёрный плащ, блестевший от воды и скрывавший её целиком. Он вытер лицо, протёр очки и поёрзал на сиденьи. Он не мог до неё дотянуться, а она не реагировала на его голос.

Он чертыхнулся и задумался, что делать дальше. Может, она мертва или умирает. Сквозь исполосованное дождём ветровое стекло городок выглядел необитаемым. Здесь не было даже полицейского участка, клиники или больницы. Ближайший доктор был в десяти или двадцати милях, а в такую погоду… Наконец он завёл мотор и отправился домой. Позвоню оттуда в полицию штата, решил он. Пусть приедут и заберут её. Он доехал до своего дома на Холмер Хилл и остановил машину на дорожке рядом со входной дверью. Сначала открою дверь, решил он, затем вернусь и возьму её, в любом случае промокну насквозь, но тут мало что можно изменить. Он двигался весьма быстро для человека его комплекции, но даже несмотря на быстрые движения не смог уберечь лицо от дождя. Падай дождь вертикально вниз, как ему и полагается, подумал он, ковыряя ключом в замке, можно было бы хоть что-нибудь разглядеть. Он распахнул дверь, включил свет и вернулся к машине за девушкой. Она была столь же вялой, как и раньше, и, казалось, совсем ничего не весила. За плащ, что был на ней надет, было трудно ухватиться, но ему не хотелось, чтобы голова её болталась — вдруг ударится о перила или дверной косяк — но нести её оказалось нелегко, и он покряхтывал на ходу, хотя веса почти не чувствовал. Наконец он внёс её внутрь, пинком захлопнул дверь, прошёл в спальню и тяжело уронил её на постель.

Затем он снял оказавшуюся бесполезной шляпу и очки, в которых он ничего не видел из-за струек воды, потом плащ, на каждом шагу оставлявший мокрую дорожку. Сойдя с коврика, он прошёл на кухню и повесил плащ на спинку стула, пусть вода стекает на линолеум, оторвал кусок бумажного полотенца и вытер очки, потом вернулся в спальню.

Он протянул руку, чтобы снять с девушки плащ, но тут же отдёрнул её. «Господи!» — прошептал он и попятился. Он услышал, как снова и снова повторяет это слово, и умолк. Он наткнулся спиной на стенку и вжался в неё. Даже отсюда он ясно её видел. У неё было гладкое лицо, без бровей и ресниц, нос слишком мал, губы слишком тонки, да и вообще их можно было разглядеть лишь с трудом. Но то, что он принял за плащ, было частью её тела. Он начинался на голове, там, где следовало быть волосам, спускался по бокам головы, где должны были располагаться уши, по узким плечам и по наружным поверхностям рук, казавшихся слишком длинными и тонкими, почти бескостными.

Она лежала на боку, вытянув одну длинную ногу и поджав другую под себя. Там, где следовало быть гениталиям, всё было закрыто многочисленными кожными складками.

Эдди почувствовал, как желудок сжал спазм, а по коже пробежали мурашки. Совсем недавно он намеревался потрясти её, разбудить и задать несколько вопросов, теперь он подумал, что если она откроет глаза, то он может упасть в обморок. И ещё он дрожал от холода. Двигаясь очень осторожно и стараясь не шуметь, он добрался до двери, прижимаясь к стене, вышел и вернулся на кухню, где достал из шкафа бутылку с бурбоном, налил полстакана и залпом выпил. Он взглянул на руку. Она дрожала.

Он очень тихо снял размокшие туфли и поставил их у входной двери рядом с непромокаемыми ботинками, которые неизменно забывал надеть, Беззвучно, насколько возможно, он прокрался в спальню и посмотрел на неё снова. За это время она передвинулась и теперь лежала, сжавшись в комочек, словно ей было столь же холодно, как и ему. Он набрал в грудь воздуха и на цыпочках прокрался вдоль стены к шкафу, выдвинул из-под него одной ногой шлёпанцы и сунул в них ноги, потом взял с полки одеяло. Тут ему пришлось выдохнуть; звук прозвучал для него, как гром. Девушка вздрогнула и сжалась ещё теснее. Он медленно подошёл к ней, готовый тут же убежать, и наконец подобрался достаточно близко, чтобы укрыть её одеялом. Она непрерывно дрожала. Он снова попятился и на этот раз вышел в соседнюю комнату, оставив дверь открытой, чтобы видеть её, так, на всякий случай. Он включил термостат, наполнил на кухне стакан, а потом снова и снова подходил к двери и заглядывал внутрь. Он знал, что следует позвонить в полицию, но даже не двинулся к телефону. Врач? Он едва не расхохотался. Жаль, что у него нет фотоаппарата. Если её заберут, а её обязательно заберут, ему будет нечего показать, нечем доказать, что она существовала. Он представил её фото на первой странице «Норт кост ньюз» и фыркнул. «Нэшнл Энкуайерер»? На это раз он выругался. Но она была сенсацией. Самой настоящей сенсацией.

Мэри Бет, решил он. Надо позвать кого-нибудь с камерой, кого-нибудь, способного написать нормальную статью. Он позвони Мэри Бет, наткнулся на автоответчик, положил трубку, позвонил ещё раз. После пятого раза он услышал её голос:

— Что это за идиот, который не соображает, что сейчас три часа ночи?

— Эдди Делакорт. Мэри Бет, вставай, езжай сюда, ко мне домой, и прихвати свою камеру.

— Толстый Эдди? Какого дьявола…

— Прямо сейчас. И захвати побольше плёнки. — Он положил трубку.

Через несколько секунд телефон зазвонил; он снял трубку и положил её на стол. Ожидая Мэри Бет, он оглядел комнату. Дом был небольшой, с двумя спальнями, одну из них, по другую сторону жилой комнаты, он использовал как кабинет. В комнате были два лёгких кресла, обитых мягкой тёмно-зелёной кожей, дивана не было, стояли два стола и множество книжных полок, все заполненные книгами. В длинном шкафу расположилась стереоаппаратура и сотни пластинок. Всё было уютно, приспособлено для крупного человека, привыкшего