красное как свекла, губы трясутся, руки хватают полы кафтана, будто живут собственной жизнью.

- Что это с тобой? - удивляюсь столь странному поведению обер-камердинера.

- Пожар! - выдохнул он.

- И?

- Слободские горят, того и гляди пламя дальше пойдет...

В голове мгновенно появилась карта Москвы со всеми улицами и закутками. В голове появилась дикая мысль - дать половине города сгореть и на пепелище воздвигнуть те широкие проспекты, о которых мечтал с первого посещения столицы. Не я ли сетовал на то, что перестройка обойдется слишком дорого, а тут вон отличная возможность. Людей жалко конечно, но ведь государственные дела важней...

Тьфу! Что за чушь лезет в голову?!

- Всех на разбор домов возле пожаров, всю утварь вытаскивать. Приказ по всем полкам!

- Будет сделано, ваше величество, - Никифор вылетел из кабинета, оповещать всех кого должно.

Жаль окон нет, глянуть бы на сколько все серьезно. Хотя можно передохнуть, оторваться от дел на полчасика, авось бумаги не исчезнут.

Часом позже.

Я впервые воочию наблюдал за тем, чего на Руси опасались больше всего. Черные маслянистые клубы дыма низко стелились над крышами домов, будто обволакивали будущие жертвы, готовили жертвы к сожжению.

А когда порывы ветра сгоняли часть дыма, очевидцам открывалась ало-оранжевая картина горящих подворий. Треск рушащихся домов слышен даже здесь, по улицам, прочь от пожара течет людская река с телегами, тягловым скотом и скарбом. Плакали дети, рыдали женщины, мужчин в людской реке было мало, в основном старики или совсем маленькие ребята. Все остальные разбирали дома рядом с пожаром, раскатывали бревна, оставляя как можно больше свободного места, поливали землю рядом с огнем, сбивали упавшие рядом с домами угли и истово молились Богу, дабы ниспослал дождь.

По всему городу били колокола, из казарм к охваченным огнем улочкам бежали солдаты с баграми, топорами, лопатами и ведрами. Порой слышался пожарный свисток, но этой братии было до безобразия мало - не развита на Руси эта служба, хотя если сравнить с Европой, то мы впереди планеты всей!

Часа два я наблюдал за борьбой со стихией, ненавязчивые просьбы Никифора перебраться в загородную резиденцию, столь же ненавязчиво отвергал. Я то в отличие от старика видел, что люди побеждают и пусть разрушений много - пламя дальше Слободы не уйдет, да и там особо не развернется - вовремя дома раскатывать стали.

Что ж, видно не судьба Москве выгореть, все-таки не 1812 год, пьяных французов не видать...

Пожар к ночи локализовали, но тушить уже охваченные пламенем строения даже не пытались - бесполезно, лишь рядом с огромным костром поливали землю водой, да затаптывали-засыпали падающие возле целых домов угли.

Под приглядом берложников и солдат людей потерявших жилье селили за стенами в пустующих казармах полков, ушедших в конце прошлого лета на южную границу с Османской империей. А те что базировались там с последней войны ушли вглубь центральных земель на пополнение и переподготовку. Увы, но когда треть полка выбито говорить о слаженности бессмысленно - это понимает даже самый тугодумный командир.

Куда девать погорельцев Голова города знал - благо еще с первого года создания пожарной службы большую часть насущных вопросов решили. Да и в казне города обязательно под такие дела некий запасец имелся. Зря что ли жители тягло за проживание несут?

Так что в любом случае за жертв стихии я не беспокоился - на первое время кров, пища будет, а там общины помогут. Русские люди этого времени самобытны и дружны, своих в беде не бросают. Это ведь не моя прошлая Россия с жизненным принципом 'каждый сам за себя'.

Поэтому укладываясь спать подле Оли, ближе к полуночи, в голове мелькали мысли не о случившейся трагедии, а о куда большей проблеме - надвигающейся войне...

Глава 2.

2 апреля 1715 года.

Дания.

Порт Сандермор.

Издавна, еще во времена первых шхун, люди стремились обезопасить места размещения плавсредств. Ими предпринимались самые разные методы: от натягивания цепей над морской гладью и заканчивая постройкой мощных крепостей на побережье. Порты всегда стремились защитить особо, так чтобы враг при всем желании не смог бы войти в него, а если все-таки вошел, то чтоб не десантировался и не ушел безнаказанным. Сандермор хоть и не выделялся на фоне более крупных собратьев большой грузопроходимостью, однако обладал крепким фортом, с двумя батареями по два десятка орудий и гарнизоном в две сотни солдат, свободно защищающим порт от посягательств противника. Тем самым давая союзных кораблям надежный тыл даже в самое трудное время.

Русские корабли, имеющие разрешение на обслуживание в датских портах пользовались этим с особым энтузиазмом. Что бы не говорили на континенте о Большой воде, островные народы все равно знают больше и относятся к кораблям лучше, правда когда есть на то причины. Для обработки русских кораблей у датчан причина была - капитаны платили звонкой монетой! Что для множества безработных было манной небесной. Все же Датское королевство не баловало своих граждан деньгами, скорее наоборот - частенько солдаты отбирали последнее, 'для нужд государства и во благо Отечества'.

Первое время простые работяги мирились с подобным подходом, но постепенно начали раздражаться все больше и больше. На островах нередко особо наглых солдат находили в лесках заколотых вилами или с перерезанным горлом как у скотины. Конечно после каждого случая армейцы наводили немало шороху, вешали первых попавшихся 'виновных' и на некоторое время все возвращалось на круги своя. Вот только с каждым годом период спокойствия продолжался все меньше и меньше...

В русском флоте с некоторых пор появилось немало кораблей среднего класса - фрегатов, способных при случае в тройке потягаться даже с линкором, а то и парой, благо вооружение позволяло, да и опыта с каждым годом моряки набирали все больше. Однако кроме них хватало и других кораблей, классом попроще, меньше тоннажем, с небольшим числом пушек и команды. Одним и таких судов был флейт 'Красотка'.

Этот корабль обладал двадцатью орудиями старого образца и командой в сорок три человека. Задачи перед ним ставились важные и без всякого сомнения специфичные - флейт был