Иван Константинович Спатарель Против черного барона

Посвящаю красным летчикам, защищавшим молодую Советскую Республику в годы гражданской войны.

Автор

Часть первая Канун

Третья мечта

Постукивая колесами на стыках рельсов, наш эшелон подкатил к Дарнице. Паровоз сразу отцепился, дал свисток и ушел. Мы встали на самом последнем пути. Позже это спасло нас.

Станция была забита составами. Всюду громоздились горы военного имущества. Шла спешная погрузка войск.

Как только наш поезд остановился, к нему бросились десятки людей. Одни ломились в двери теплушек, другие лезли на крыши и тормозные площадки. Стараясь перекричать друг друга, они уговаривали наших солдат продать им автомашины, ручные пулеметы, патроны, спирт, бензин, фотоматериалы. Деньги обещали разные — николаевские, керенские и даже валюту. Охотно шли на обмен, предлагая хлеб, муку, консервы, сало, часы, мануфактуру. Перед вечером наш моторист сообщил мне, что несколько подозрительных типов давали ему два миллиона рублей за помощь в похищении самолета с платформы. Бандиты собирались сделать это ночью.

Я немедленно распорядился выставить у вагонов часовых. Кроме того, организовали подвижный патруль во главе с членом солдатского комитета.

Едва улеглась суматоха, вызванная нашим прибытием, стало известно, что мирные переговоры в Бресте сорваны. Германская армия перешла в наступление по всему фронту — от Балтийского моря до Черного. Жестокие бои завязались и на подступах к Киеву. Мы ехали сюда, чтобы спасти самолеты от захвата немцами. А немцы снова оказались рядом.

Так встретила нас Дарница в конце февраля 1918 года. Шел густой снег, засыпая рельсы железной дороги.

«Зря отпустили паровоз», — подумал я с горечью.

Командир нашей 2-й авиагруппы истребителей Евграф Николаевич Крутень геройски погиб на фронте. Назначенный на его место капитан Модрах позорно сбежал. Узнав о том, что совершилась Октябрьская социалистическая революция, дезертировал и новый командир части штабс-капитан Шебалин. Как председатель солдатского комитета группы, я стал самым старшим ее начальником. И вот теперь особенно остро почувствовал всю тяжесть ответственности за самолеты и за судьбы доверившихся мне людей.

Организовав охрану эшелона, мы с летчиком Петром Семеновым поехали в Киев. Здесь был настоящий ад. Толпы отбившихся от частей солдат запрудили пассажирские и товарные станции. Каждый стремился любым способом уехать в глубь России. А вагоны спешно загружались военным имуществом.

Еле-еле пробились к главному железнодорожному начальнику. Узнав, что мы везем боевые самолеты, он стал настойчиво рекомендовать нам, пока нет паровоза, разгрузиться в Дарнице, а вагоны передать другой воинской части. Я наотрез отказался от этого несуразного предложения.

— Что ж, ждите, пока дойдет ваша очередь, — сказал железнодорожный начальник и с улыбкой добавил: — У нас в Киеве не так уж плохо…

Мы направились в штаб авиации. Там все помещения были уже пусты. У единственного письменного стола стоял начальник Воздушного флота Украины Васильев и разговаривал по телефону. Вид у него был усталый.

Я доложил о прибытии эшелона и предъявил свое красногвардейское удостоверение.

— Какой конечный пункт вашего маршрута? — холодно спросил Васильев.

— Москва.

— Мы везем ценнейшее авиационное имущество! — добавил Семенов.

Я перечислил, что именно:

— Пятнадцать новых самолетов-истребителей, недавно полученных из Франции, тридцать запасных моторов «Рон» и «Испано-Сюиза», пятьдесят комплектов запчастей — пропеллеры, плоскости, стабилизаторы, шасси. Несколько десятков авиационных пулеметов «виккерс», «льюис», «мадсен». Полмиллиона патронов к ним.

Васильев был большевиком, в прошлом служил авиационным мотористом. Глаза его сразу повеселели, когда он узнал, что нам удалось сберечь и вывезти. Нашу беседу прервал телефонный звонок. Васильев вначале спокойно стал объяснять кому-то, как вывезти из Киева хоть часть огромных запасов бензина. Вдруг голос его сорвался:

— Тогда сжечь!.. За каждую оставленную бочку будем расстреливать!

Бросив трубку, Васильев повернулся к нам:

— Так что вам нужно?

— Паровоз.

— Где я его возьму? Для своих эшелонов и то не хватает. За горло приходится брать железнодорожных тузов, — закричал Васильев. Потом помолчал немного и уже тихо закончил: — Ладно, постараюсь принять меры к отправке… Сделаю все, что смогу.

Мы с Семеновым пошли к военному коменданту. Он сообщил, что угроза захвата города немцами возросла. Рабочие и красногвардейские отряды, вступившие с ними в бой, слабы и разрозненны. Поэтому сейчас все паровозы и вагоны брошены на вывозку со складов оружия и боеприпасов. Записав номер нашего эшелона, комендант предупредил:

— Гарантию на паровоз дать не могу. Если придется оставлять Киев, принимайте решение сами.

Возвратившись в Дарницу, я созвал групповой солдатский комитет. В вагон на расширенное заседание пришли и все члены отрядных комитетов и бывшие офицеры-летчики. Высказывалось много разных предложений. Один горячий товарищ требовал собрать семь самолетов — столько, сколько имелось летчиков, — и перегнать их на восток лётом. Остальное имущество он предлагал уничтожить. Личный состав, по его мнению, должен пешком передвигаться на восток.

Этот план я отверг. Меня поддержали солдаты большевики Крживицкий и Рогалев, председатель солдатского комитета 8-го отряда летчик Петр Александрович Семенов, начальник штаба группы летнаб Афанасьев, летчик 7-го отряда подпоручик Никольский. Мы хорошо помнили, как радовался наш командир капитан Крутень, получая новенькие истребители, и очень берегли эти машины. Разве можно уничтожать их теперь, когда все имущество принадлежит народу?!

На всякий случай я приказал достать и подготовить к бою ручные пулеметы «льюис» и «мадсен». В разгар этих приготовлений меня вызвали к головному вагону. Там, окруженный свитой, стоял толстый мужчина с большими висячими усами и в пенсне. Это был сам заместитель начальника управления железной дороги.

— Почему не выполнили мой приказ разгрузить состав?! — закричал он. — Все ваши сорок вагонов нужны для более ценного вооружения!

— Я вам не подчиняюсь…

— Именем Советской власти требую немедленно разгрузиться! — перебил меня толстяк, топнув ногой. На его черной касторовой шинели блестели форменные пуговицы с двуглавым