ногу, потащился к городу. Теперь он шел, еще больше ссутулившись, и его хромота еще резче бросалась в глаза.

Сандалии жали, пальцы стерлись до крови, на пятках появились волдыри. Опустив голову и наталкиваясь на прохожих, он проходил квартал за кварталом, пока не очутился в предместье у городского парка. До него донеслись оживленные голоса. Неподалеку на газоне расположились трое оборванцев. Один из них тянул прямо из бутылки.

— Хэлло, Коллинз! — окликнул пьяница вновь подошедшего. — Не хочешь ли?

Человек посмотрел на протянутую бутылку, помедлил немного, потом пересек газон и подошел к оборванцам.

— Привет, Сэм! — сказал он, — Если разрешишь, я отхлебну немножко.

Он взял бутылку, вытер горлышко и сделал несколько глотков. Дрожь прошла по его усталому телу.

— Спасибо, — сказал он, возвращая бутылку.

У оборванцев были прыщавые лица и тусклые глаза алкоголиков. Один из них хриплым голосом начал рассказывать какую-то нелепую историю. Собутыльники хохотали до слез.

«Сэм и эти двое нашли выход, — подумал Коллинз. — Пьют, заливают горе вином. Что толку беспокоиться и искать работу? Сэм отказался от этой мысли»

— …И вот, пока мы отсыпались, — продолжал рассказчик, — один из садовников привязал мои ноги к ногам Джека. Понимаете? Когда мы проснулись, я встал и попробовал уйти, но тут же грохнулся на землю; потом встал Джек и тоже грохнулся. Садовники следили за нами из-за кустов. Вот это была потеха, так потеха! Ну и ржал же я — подохнуть можно!

«Подохнуть можно!» — вот что он сказал. Расстроенный рассудок Коллинза уцепился за эти слова.

«Подохнуть можно!» — Коллинз повернулся и пошел прочь.

— Спасибо за выпивку, дружище! — визгливо крикнул ему вслед один из оборванцев. Но Коллинз не слышал ничего.

Прихрамывая, он шел вперед и думал: «Пропадает человек. Подохнуть можно…» Слова пьяницы не выходили у него из головы.

Когда Коллинз дошел до города, черные тучи неожиданно заволокли небо и полил дождь. Коллинз поплотнее запахнул пальто и засунул руки в карманы. Вскоре вода просочилась в сандалии, стертые пальцы разболелись еще сильнее. С трудом передвигая ноги, человек продолжал блуждать под проливным дождем. Дешевое вино бродило в пустом желудке и вызывало тошноту.

«Что толку? — думал он. — Сколько все это может продолжаться? За три года всего лишь несколько полных рабочих дней. Недельное пособие — похлебка и десять шиллингов. Ни еды, ни одежды. Только счет за квартиру или „убирайтесь вон!“ И долги, сплошные долги… Свет выключен, швейная машина заложена, Мэри высохла, как скелет, дети разуты, дрова на исходе… Подохнуть можно!»

Ночь наступила неожиданно. Тускло замерцали огни. Рассекая дождь, навстречу холодному ветру со свистом пролетали автомобили. А человек все шел и шел, ему было все равно, куда он идет.

На углу какого-то переулка он остановился и устало прислонился к стене.

«Лучше вернуться домой и выпить чаю», — подумал он.

Откуда-то донесся запах пищи. Неподалеку был ресторан.

«Я согласился бы сейчас на любую работу, — подумал Коллинз. — Приступил бы немедленно. Пусть в ночную смену. Все, что угодно». Он громко рассмеялся. Из глубины переулка ему ответило эхо. Тошнота прошла. Ее сменило чувство голода. Человек ничего не ел с самого утра, да и утром он съел только поджаренный ломтик хлеба и запил его чашкой чая.

Черный ход ресторана. Говорят, здесь можно кое — чем поживиться. Послышались голоса, и Коллинз увидел бродяг, толпившихся возле двух больших урн.

Дверь распахнулась, луч света разорвал темноту и осветил этих оборванцев, еще более страшных, чем Коллинз. В дверях появился официант в белой куртке с корзиной в руках. Не обращая никакого внимания на бродяг, он вывалил содержимое корзинки в одну из урн. Капустные листья, огрызки мяса, свиные хрящи, косточки от компота — все это превратилось в отвратительное месиво.

Отталкивая друг друга от урны, люди стали с жадностью выхватывать оттуда объедки… В своем голодном неистовстве они едва не опрокинули урну. Коллинз чуть было не присоединился к ним. Но внезапно смысл происходящего дошел до его сознания: «Нет! Только не это! Как голодная собака! Никогда!»

Он выбежал из переулка. Холодный, пронизанный дождем мрак снова окружил его. Он шел до тех пор, пока ноги не привели его на широкий мост.

Коллинз остановился у перил и задумался. Затем он решил перейти на другую сторону моста. Когда он дошел до середины, раздался оглушительный окрик.

Резко затормозив, грузовик свернул в сторону, чудом не задев его. Коллинз не заметил этого. Машина остановилась. Из кабины показалась голова шофера.

— Ты что? Жить надоело? — закричал он.

Оборванный человек не слышал ничего. Он подошел к перилам и посмотрел вниз, вглядываясь туда, откуда доносился шум воды, бьющейся о громадные каменные выступы.

Человек долго смотрел в черную пропасть реки, потом пошарил в жилетном кармане, достал маленький кошелек, вынул оттуда какой-то предмет и бросил его в реку.

В тусклом свете фонаря блеснул небольшой бронзовый крестик с орденской ленточкой…

Через мгновение послышался всплеск воды. Человек постоял, не двигаясь, еще несколько минут, потом вздохнул, отвернулся и медленно пошел прочь.

Дождь усилился. Тяжело припадая то на одну, то на другую больную ногу, человек медленно тащился по городу. Теперь он шел по направлению к рабочим кварталам. Под ногами хлопала грязь. Человек промок насквозь и дрожал от холода. Еще одна темная улица. Освещенный вход привлек его внимание. Коллинз остановился и заглянул внутрь. Здесь помещался какой-то клуб. В освещенном вестибюле возле дверей висел плакат: «Сегодня вечером собрание. Общество сторонников мира». Коллинз подошел ближе и перечитал объявление еще раз: «…Общество сторонников мира…»

Щурясь от света, он нерешительно вошел в помещение. На трибуне, обращаясь к присутствующим, собравшимся в полупустом зале, стоял оратор.

Коллинз сел сбоку на первый попавшийся стул.

Слова говорящего смутно доходили до его сознания:

— …Угроза войны. Новая мировая война явится страшным бедствием…

Коллинз прислушался. Теперь, наклонившись вперед, он начал сосредоточенно слушать оратора.

Недоуменно нахмурив брови, он размышлял над каждым словом.

— Мы должны рассказать народу об ужасах войны, — говорил оратор. — Мы должны рассказать людям о судьбах ветеранов, которые оказались теперь выброшенными за борт. Наша организация будет повсюду проводить митинги и рассказывать людям правду.

Оратор сошел с трибуны. Поднялся