вернувшегося в родные пенаты?
— И пожалуйста, с лимоном.
Беддоуз пожал плечами и попросил официанта принести чай.
— Ну, как там в Египте? — спросила Кристина.
— А я разве был в Египте? — Беддоуз смотрел Кристине в лицо, и у него было радостно на душе.
— Так по крайней мере писали газеты.
— Ах, да… — Беддоуз заговорил серьезно и деловито. — Новый мир жаждет родиться, борется за это, для феодализма — слишком поздно, для демократии — слишком рано…
Кристина состроила гримасу.
— Очаровательное изложение, как будто специально для архивов госдепартамента. Ну, а если так, между двумя рюмками, то как там в Египте?
— Солнечно и печально, — сказал Беддоуз. — После двух недель в Каире проникаешься сочувствием ко всем окружающим. А что тут в Париже?
— Для демократии слишком поздно, для феодализма слишком рано, — сказала Кристина.
Беддоуз засмеялся, наклонился через стол и поцеловал ее.
— Ну, а если между двумя поцелуями? — спросив он. — Как тут в Париже?
— Так же, — сказала Кристина и помедлила. — Почти так же.
— Кто есть на горизонте?
— Вся компания, — ответила Кристина небрежно. — Все те же счастливые изгнанники: Чарльз, Борис, Энн, Тедди…
Тедди был тот самый вольнопрактикующий фотограф.
— Часто его видишь? — спросил Беддоуз как можно легкомысленней.
— О-о-о! — Кристина чуть-чуть улыбнулась.
— Проверка документов, — ухмыльнулся Беддоуз.
— Нет, не часто, — сказала Кристина. — Его гречанка в городе.
— Все еще гречанка?
— Все еще гречанка.
Подошел официант и принес чай. Она налила чай в чашку и выжала туда лимон. У нее были длинные ловкие пальцы, Беддоуз заметил, что она перестала пользоваться ярким лаком.
— Что ты сделала с волосами? — спросил Беддоуз.
Кристина рассеянно провела по ним рукой.
— А ты заметил?
— О, где вы, кудри золотые, мы видели вас так недавно!
— Решила вернуть свой цвет. — Кристина помешала сахар в чашке. — Хочу поглядеть, что из этого выйдет. Правится?
— Я еще не понял. И потом они стали длиннее.
— Угу. Это на зиму. А то шея мерзнет. Говорят, такая прическа меня молодит.
— Правильно говорят, — сказал Беддоуз. — Тебе теперь больше одиннадцати не дашь.
Кристина улыбнулась и потянулась к нему чашкой с чаем.
— За тех, кто возвращается, — сказала она.
— Чай и тост — вещи для меня несовместимые, — сказал Беддоуз.
— Ты просто придира и фанатик спиртных напитков, — сказала Кристина и невозмутимо отхлебнула из своей чашки.
— А теперь насчет планов на вечер, — сказал Беддоуз. — Я думаю, мы можем удрать от наших милых Друзей и отправиться обедать в тот ресторанчик на рынке, потому что я умираю — хочу мяса, а после этого… — Он запнулся. — Что случилось? Мы что, не сможем даже вместе поужинать?
— Дело обстоит не совсем так, — Кристина медленно помешивала чай, не поднимая глаз от чашки. — У меня свидание…
— Отмени этого типа, — выпалил Беддоуз. — Гони нахала в шею!
— Не могу, — Кристина спокойно посмотрела ему в глаза. — Мы должны с ним встретиться здесь, он должен прийти с минуты на минуту.
— Ах, вот оно что! — Беддоуз понимающе кивнул. — Это несколько меняет дело.
— Да.
— А мы не можем его куда-нибудь сплавить?
— Нет, — сказала Кристина. — Мы его не можем сплавить.
— Еще не родился такой человек, от которого нельзя было бы избавиться, — сказал Беддоуз. — Ты ему объясняешь, что твой старый друг только что вернулся из пустыни, что он едва не умер там от дизентерии и едва не погиб в религиозных войнах, что он нуждается в утешении, что ты должна привести в порядок его расшатавшиеся нервы и т. д. и т. п.
Кристина, улыбаясь, покачала головой.
— Прости, но из этого ничего не получится.
— Хочешь, я это сделаю? — спросил Беддоуз. — Как мужчина с мужчиной. Слушайте, старина, мы все люди взрослые, публика цивилизованная… Ну, в таком духе.
— Нет, — сказала Кристина.
— Почему нет? — спросил Беддоуз, понимая, что нарушает свое собственное, давно и ревностно соблюдаемое правило ни о чем не просить. Почему мы не можем этого сделать?
— Потому что я не хочу, — сказала Кристина.
— Вот оно что, — сказал Беддоуз. — Стало быть, ветер переменился.
— Да, — мягко ответила Кристина. — В какой-то степени переменился. А пообедать мы можем все вместе. Втроем. Он очень хороший человек. Он тебе понравится.
— Когда я возвращаюсь в Париж, — сказал Беддоуз, — мне в первый вечер мужчины вообще не нравятся.
Они помолчали, и Беддоуз вспомнил, сколько раз, бывало, Кристина отвечала по телефону: «О'кэй, это, конечно, грешно, но я его спроважу. Значит, встретимся в восемь». И, сидя напротив нее, трудно было поверить, что она не скажет этого ни сейчас, ни через минуту, потому что она так же, как и раньше, смотрела на него, так же, как и раньше, дотрагивалась до его руки, потому что, кажется, ничего не переменилось.
— Два месяца — долгий срок, а? — спросил Беддоуз. — Особенно в Париже.
— Нет, — сказала Кристина. — Это совсем не долгий срок, ни в Париже, нигде.
— Хелло, Кристина. — Высокий, светловолосый, плотного сложения молодой человек стоял возле стола, держа шляпу в руках, и улыбался. — Видишь, я нашел это кафе. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
Беддоуз встал.
— Джек, — сказала Кристина, — это Уолтер Беддоуз. А это Джон Хейслип. Доктор Хейслип.
Мужчины пожали друг другу руки.
— Он хирург, — сказала Кристина, пока Хейслип отдавал пальто и шляпу служителю и усаживался рядом с ней. — Его в прошлом году чуть не сфотографировали для «Лайфа», он что-то такое там придумал с почками. Через тридцать лет он будет жутко знаменит.
Хейслип хмыкнул. Он был большой, спокойный, уверенный в себе, в нем было что-то от спортсмена, и, вероятно, он выглядел моложе, чем был на самом деле. Беддоуз с первого взгляда понял, как этот человек относится к Кристине. Тут Хейслип и не пытался ничего утаить.
— Что будете пить, доктор? — спросил Беддоуз.
— Лимонад, с вашего разрешения.
— Un citron presse[2], - сказал Беддоуз официанту. Он с любопытством покосился на Кристину, но лицо ее ничего не выражало.
— Джек не пьет, — сказала Кристина. — Он говорит, что люди, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что вспарывают животы другим людям, не имеют права пить.
— Когда я выйду на пенсию, — сказал Хейслип весело, — я это наверстаю, я буду пить так, что руки у меня будут дрожать, как листья на ветру. — Он повернулся к Беддоузу. Нетрудно было заметить, что оторвать взгляд от Кристины ему стоило больших усилий. — Как провели время в Египте? спросил он.
— О-о, — удивленно