как маститого автора, так и молодого, но уже завоевавшего известность. Отдавая должное таланту обоих композиторов, Шавердян говорит с ними без обиняков, напрямую, прямо и честно, «на равных», как говорят с близкими людьми о серьёзном деле, которое касается всех. Его суждения принципиальны, категоричные оценки порой звучат жёстко и резко.

Нет нужды углубляться в детали профессиональных претензий критика к композиторам. Не это сейчас главное. У всех троих общая цель. Они партнёры и единомышленники. В этом Шавердян убеждён. И между ними не должно быть недомолвок и иносказаний, потому что у всех троих одно дело, они все заинтересованы в судьбе советской оперы, в создании произведений, которые стали бы естественным продолжением высших достижений русской классической музыки.

Правда, от одного критического пассажа меня слегка бросило в дрожь: «В сцене с Лениным — в кульминации спектакля — наиболее полно выявляется ограниченность средств музыкальной драматургии оперы „В бурю“.»

«Ничего себе, — подумал я, — большой был мастер сглаживать углы…», и невольно вспомнил ещё один фрагмент давешнего интервью с Тихоном Николаевичем.

А. Ш.:…Но ведь в то время от слова критика мог зависеть и взлёт человека и, может быть, даже его гибель. Или я преувеличиваю?

Т. Н.: Ну, преувеличиваете… Да, от критики всегда очень много зависит.

А. Ш.: Но, смотря в какое время… Сейчас вот — критикуй, не критикуй человека…

Т. Н. (с неожиданной страстностью): Он плюёт на всё! Нет, ну раньше это было… весомое дело, весомая профессия. Особенно, если что-то появлялось в авторитетной газете — как «Правда»…

А. Ш.: Это было равносильно приговору?…

Т. Н.: Это да. Тут уже разговоры были короткие.

И здесь до меня дошло! Рядом с разносными статьями партийных борзописцев работы Шавердяна, проблемные, с глубоко аргументированным анализом, действительно, выглядели «мягкими» и «взвешенными». Ведь автор «Советской музыки» не ставил перед собой задачи во что бы то ни стало «уничтожить и растоптать», наоборот, он искренне желал помочь и поддержать, наметить перспективу роста.

Сказать правду и не обидеть, не ранить человека — что ж, такое умение «сглаживать углы», «найти среднюю линию, наиболее подходящую для данной ситуации» — эти качества заслуживают уважения и вызывают ответные чувства симпатии и доверия. Яркий полемист, неутомимый спорщик, владевший острым, разящим словом Шавердян, оказывается, мог сохранять «спокойствие» «при оценке (новых) сочинений, которые появлялись». И такое отношение привлекало к нему сторонников из среды талантливой творческой молодёжи 30-ых — 40-ых годов прошлого века. (Да и не только молодёжи).

«Весомое дело, весомая профессия» — не тогда ли сложилось у Хренникова уважительное мнение о критике. Ведь особенности творческого метода Шавердяна блистательно проявились в статье «Советская опера», и именно в той её части, которая посвящена опере «В бурю». Много тёплых слов сказано здесь в адрес Хренникова. «Опера эта эмоциональна, темпераментна. Автор чувствует сцену, театр, умеет добиваться хорошего звучания голосов и оркестра. <…> Главным же достоинством оперы являются, несомненно, тёплый лиризм многих её страниц и наличие мелодического песенного начала».

Но… затем следует множество НО.

Выявляются серьёзные недостатки. Идёт глубокий и доказательный анализ.

НО! Во имя чего ломаются копья? В чём критик видит свою цель?

Его стрелы направлены не в произведение высокоталантливого автора; его негодование вызывают «противоречия определённого направления и целого этапа в развитии советской оперы».

В этом-то всё и дело. Критик изо всех сил старается предостеречь молодого композитора от опасностей, грозящих ему на пути к совершенству, от опасностей, которые таит в себе деградирующий на глазах жанр «песенной» оперы. В этом жанре, как показывает анализ, «вместо последовательного преодоления дефектов незрелости <…> стала проявляться тенденция к ограничению, консервации, обеднению стиля. <…>…Под видом поддержки и поощрения молодых композиторов пропагандировалась своеобразная „эстетика“ музыкального нигилизма и примитива. <…>…Были созданы десятки хилых произведений, тусклых и обеднённых… <…> Музыка оказалась низведённой до роли сопровождения, иллюстрации, „музыкального оформления“ театрального спектакля».

Вот так, бескомпромиссно и невзирая на лица^[7], взвешенно, но вовсе не «бесконфликтно», Александр Исаакович борется против неприемлемой для него ситуации, когда благородная «„простота“ сводится к опрощению и обеднению». Он с поднятым забралом сражается за идеалы большого искусства, отстаивает ту истину, что композитор обязан, прежде всего, предъявлять к самому себе высочайшие требования. Эти постулаты Шавердян обстоятельно излагает в заключительной части своей статьи, программно озаглавленной «На подступах к оперной классике».

«В бурю» — «произведение наиболее талантливое» в ряду опер лирико-песенного жанра. Поэтому-то она и подверглась серьёзному разбору. Критик считал своим долгом помочь композитору, так как ясно видел, что, несмотря на многие бесспорные достоинства автора, «дальнейшая творческая практика на такой эстетической основе невозможна».

Помощь, поддержка — вот главный стимул деятельности Шавердяна^журналиста. Он мечтал о настоящем творческом союзе между композитором-новатором и критиком стасовского склада. Высказывая свое мнение правдиво и честно, он не жаждет «разноса» автора, не с ним борется он, но с явлением, которое может завести в тупик. Он борется за композитора, призывая его пересмотреть эстетическую основу своего творчества. Во благо этого самого творчества. Но главное — во имя подлинного искусства, той оперной классики, за высочайший уровень которой всю свою жизнь сражается критик. При этом он меньше всего озабочен собственными амбициями; его первейшая, почти единственная забота — Музыка. (Прошу прощения за пафос, но именно с большой буквы.)^[8]

К его советам прислушивались многие, их ждали, им следовали. Например, Шапорин во время работы над оперой «Декабристы». Прокофьев, которому Александр Исаакович «подсказал», как укрупнить и «очеловечить» образ Кутузова: и вот во второй редакции «Войны и мира» появился монолог русского полководца…

Возьму на себя смелость утверждать, что и призывы в статье «Советская опера», были услышаны молодым композитором. Возможно, кое-что из сказанного задело авторское самолюбие, но Хренников не был бы самим собой, истолкуй он критику превратно. Нет, верный себе, он шёл неуклонно предначертанным путём и