накренившись, погружалось в воду. Мы шли на всех парусах, но приходилось крепко держаться за мачту, чтобы ветер не снес нас в пучину. Выпрямленная бурей, с приподнятыми волосами, неподвижными бровями, Анна была в эти часы восхитительна: морская богиня. В полночь ясно стало, что бороться с усиливающейся бурей мы бессильны.

— Пойдем, отдохнем, — предложила Анна.

Каюта полна была воды, хотя мы заблаговременно опустили заслонки над решетчатыми окошками. Но мы были так утомлены, что, кое-как выкачав воду, крепко уснули.

Несколько часов спустя нас разбудил странный шум, сильные удары в бока нашего судна. День ли был? Ночь? — Ни зги не видно было. Судно стояло под крутым наклоном, как крыша дома. Держаться на ногах не было никакой возможности. С большими усилиями вскарабкался я на палубу. Тучи были так густы, небо так низко, что, несмотря на дневной час, на расстоянии тридцати метров ничего нельзя было разглядеть. Волны были высоты ужасающей. Оказался сломанным бугшприт. Это он и стучал по судну. Я пожалел, что не послушался совета Анны — без него можно было отлично обойтись.

«Аллан» представлял собою лишь жалкий обломок. Я кликнул Анну. Мне нужна была ее помощь для того, чтобы срезать бугшприт, который мог каждую минуту разнести судно в щепки. «Мне кажется, что мы погибли» — сказал я. Она глубоко вдыхала соленый воздух и улыбалась.

После часовой работы, во время которой меня несколько раз едва-едва не снесло в море, мне удалось, однако, срезать бугшприт. Одной опасностью меньше стало. По лицам нашим хлестал горячий, слепивший глаза дождь. Мы опять спустились в каюту. Одежда на нас в возне с бугшпритом изорвалась в клочки. Анна хотела переодеться, сундуки оказались затопленными водой. Но что еще хуже было: инструменты сбились в хаотическую кучу, хронометра моего мы никак найти не могли, от часов Анны остались одни осколки. Морские карты превратились в мокрый ком бумажной массы. Если мы не пошли ко дну, то плыть дальше мы могли бы лишь при возможности хотя бы приблизительно вычислять ход судна. Но как плавать без мачт и парусов? К счастью, эти мрачные мысли наши вновь были прерваны неодолимой усталостью и сном.

III

Когда я раскрыл глаза, меня поразили царившие кругом спокойствие и тишина. «Аллан» бесшумно покачивался на волнах. В окошко брезжил нежно-серый рассвет. Одним прыжком я выскочил на палубу, где ждало меня восхитительное зрелище. Перед нами на желтое, как шафран, небо выходило солнце. Ветер улегся. Ровными, длинными рядами растянулись по небу золотистые, лиловые облака. Блестящее, желтоватое небо отражалось в воде, тихо плескавшейся кругом судна.

   —  Анна! — крикнул я.

Она прибежала, я видел, — совершенно голая под одеялом.

   —  Спасены? — спросила она.

   —  Кто может знать?

   —  Но какая красота! Где мы?

Я напомнил ей, что мы лишены возможности определить это. Бог один мог знать, как далеко от намеченного нами пути увлек нас этот циклон.

   —  А паруса?

Я показал ей на груду клочьев. Она сказала тогда, что попытается сделать парус из одеяла. Но мы, очевидно, были недалеко от суши, так как над нами кружили птицы. Мы уселись на палубе, на солнце, и принялись за работу. Самое удивительное было то, что несмотря на близость рокового, быть может, конца, несмотря на обреченность, как будто ни тревоги, ни печали мы не чувствовали. Наоборот, оба мы испытывали чувство радостного какого-то облегчения.

Около полудня я спустился вниз — в надежде найти хотя бы лоскуток какой-нибудь карты. Когда я вернулся на палубу, Анна встретила меня радостным сообщением: «Земля!» — и указала на узкую, недлинную полосу, темневшую вдали. Это был остров с высокой скалистой горой. Но мы были еще очень далеки от него. Я взобрался на верхушку мачты и долго размахивал оттуда лоскутом белья. К счастью, ветер быстро гнал нас к берегу. Скоро я уже ясно видел мыс, лес и, быть может, впрочем, мне лишь казалось, что я видел — блестящие крыши городских доков.

   —  Но как это странно, Анна... Это порт... Я вижу что-то вроде мола... Где же мы находимся? Это не острова Фаннинг. На них нет гор... И я не понимаю, какой бы это мог быть город...

Час спустя мы заметили плывшую к нам шлюпку. Когда она приблизилась, мы с удивлением увидели в ней белых матросов. Мы отчего-то рассчитывали увидеть байдару и туземных дикарей. Анна плотнее закуталась в одеяло, она была очень мила в этом облачении, с одним обнаженным плечом. На носу стоял боцман в обшитой галуном куртке.

   —  Кто вы? — крикнул он нам по-английски.

   —  Французы, переезжающие Тихий океан. Буря прошедшей ночью причинила нам большие повреждения. Мы могли бы починить здесь наше судно?

Он смущенно замялся.

   —  Не сумею вам сказать... Как Комиссия решит. Прежде всего надо войти в гавань...

Я бросил ему канат и попросил его взять нас на буксир.

Он предложил нам перейти в шлюпку, но мне не хотелось уходить с нашего судна, Анна же, голая под своим одеялом, не хотела очутиться в таком туалете в обществе чужих мужчин, да еще одна... Он подхватил тогда конец каната и повел нас к берегу. Анна и я недоумевали: какой страны могли быть эти люди? Фуражки их не похожи были ни на фуражки английских, ни американских матросов.

   —  Австралийцы, что ли?

   —  Нет, не думаю.

На корме развевался странной формы белый флаг с девятью женскими лицами.

Гавань была небольшая, но опрятная, даже нарядная. На молу, выкрашенном, как и шлюпка, в синий и белый цвета, развевался тоже белый флаг с девятью женскими лицами. Я впихнул в мешок кой-какие вещи, и мы сошли на берег. Наш спаситель повел нас в чистый барак, и спросил, чтобы нам желательно было получить до прибытия Комиссии. Анна выразила желание иметь платье, я — брюки, и один из матросов быстро побежал в город. Я спросил, есть ли тут французский консул.

   —  Нет, — ответил боцман, — здесь никаких консулов нет. Остров — частная собственность.

   —  Частная собственность? Чья же?

   —  Артиколей.

   —  А кто такие Артиколи?

Он завел опять речь о Комиссии. Мы ничего понять не могли.

   —  Вы тоже Артиколь? — спросила Анна.

   —  О, нет! — ответил он с смущенной скромностью, словно одно такое предположение было для него честью, — о, нет, я — Бео.

   —  Странно! Ну, а туземцы?

   —  Здесь нет туземцев.

   —  Как же называется остров?

   —  Когда-то он назывался Майяна. Теперь это остров Ар- тиколей.

В это мгновение подошел матрос с пакетом, вручил его нам, почтительно поклонился и удалился.

Анна сбросила с себя одеяло