— Она же мусульманка!

— Ах, да! — с досадой сказала Женя и, подумав, предложила: — А если посоветоваться с батюшкой? На исповеди?

— А ведь у меня с Борисом, — вдруг сказала Юля, — тогда началось потому, что у Игоря был роман с артисткой, из МХАТа…

— Так ведь с артисткой! — всплеснула руками Женя.

— И крестьянки любить умеют, — напомнила Юля.

Женя откинулась на стенку диванчика.

— Я только до сих пор не понимаю, зачем ты тогда все рассказала Игорю: хотела отомстить?

— Будешь смеяться, — устало ответила Юля. — Хотела покаяться…

— Каяться надо перед специалистами, — возразила Женя. — Как написал один мой ученик: «Напрасно Катерина покаялась перед людьми, неспособными ее понять».

— Каяться перед священником легко, — заметила Юля.

— Правду говорить легко и приятно, — согласилась Женя.

— Не в этом смысле, — ответила Юля и объяснила: — Я пишу свои грехи на листке: чтобы ничего не забыть… — она сощурилась. — Так вот, пишу я, например, «прелюбодеяние», а священник, ничего не спрашивая, накрывает меня епитрахилью — и всё. — Юля вытащила сигарету. — Или в другой раз. Пишу: «Воровство» — он опять, ничего не спрашивая, накрывает. Я тогда и говорю: «А вам не важно, что я украла?» — Он говорит: «И что?» — Я объясняю, что работаю в школе, — Юля закурила, — я тогда еще работала в школе, — и покупаю себе проездной билет для школьников, а ведь это воровство: недоплачивая за проезд, я обкрадываю государство.

— Наше государство не грех и обокрасть! — перебила Женя и добавила: — И что сказал батюшка?

Юля усмехнулась:

— Вы же с этим школьным билетом ездите к школьникам…

— А что — логично! — рассмеялась Женя.

— …И потом, — продолжала Юля, — когда я стою в очереди на исповедь — а ведь причащаются строго натощак — я думаю только о том, как выйду из храма и в ближайшем кафе выпью чашку эспрессо, так что если бы мне сказали…

— Свету ли провалиться, или мне кофе не пить? — быстро подсказала Женя.

— Хуже… — глухо ответила Юля. — Тому свету…

— Значит, Достоевский был прав… — заметила Женя.

А Юля, глядя сквозь нее, продолжала:

— …И когда я ее выпиваю, я испытываю такое блаженство внутри себя…

— Странно, — перебила Женя. — Я всегда думала, что прав или Достоевский, или Толстой. — Она сделала паузу. — А ведь может быть, что правы, как говорят дети, «обое»… — И добавила, что непонятно тогда, почему от церкви отлучили одного Толстого.

А Юля вдруг сказала:

— Уйти бы от всех!

А Женя заметила, что не женское это дело — уходить…

читала Юля.

— А что такое «корыто»? — перебила трехлетняя Люба.

— А что такое «корысти»? — спросила шестилетняя Надя.

И только Юля собралась ответить, как в комнату вошла Лариса.

— Читайте! Читайте! — замахала она руками и стала рыться в шкафу.

Но Юля отложила книгу и, сказав девочкам: «Нарисуйте пока золотую рыбку», — подошла к Ларисе.

— Можно вас на минутку?

Лариса оглянулась.

— Да, конечно…

Они вышли в гостиную.

— Что-нибудь случилось? — Лариса села в кресло.

— Нельзя ли мне сегодня уйти на час пораньше? — попросила Юля.

Лариса задумалась:

— То есть в четыре?

Юля кивнула.

— Это не совсем удобно, — продолжала Лариса. — Я сейчас уезжаю, а гувернантка с Верой придет только в пять…

Юля вздохнула.

— Что-нибудь серьезное? — спросила Лариса. — К врачу?

Юля покачала головой.

— В загс…

Лариса удивленно подняла брови.

— Мы разводимся… — дрогнувшим голосом сказала Юля.

— Вот оно что! — Лариса встала. — Хотите коньяку?

— Хочу! — неожиданно для себя ответила Юля.

— Садитесь! — Лариса указала на кресло. — Я сейчас… — и вышла из комнаты.

Через несколько минут она вернулась, неся две рюмки и бутылку.

Лариса разлила коньяк.

— А почему?

— Он полюбил другую…

— А-а… Знаем, плавали… — Лариса опрокинула рюмку. — Мой ушел к своей аспирантке. — Лариса наполнила рюмку. — И на суд не явился, а прислал ее в качестве своего представителя. — Лариса опять выпила. — Как вам такой расклад? Я с тремя детьми, и она — на восьмом месяце беременности… Картина маслом, — засмеялась Лариса.

«Богатые тоже плачут», — подумала Юля.

— Да вы пейте! — напомнила Лариса и спросила: — А вы ее знаете?

— Да, — Юля выпила, — она моя домработница.

Лариса поперхнулась и поставила рюмку.

— У вас есть домработница?

— Все смешалось в доме Облонских! — пожала плечами Юля.

А появившаяся в дверях Люба сказала, что нарисовала золотую рыбку.

* * *

Юля и Игорь встретились у входа в загс.

— Я покурю? — спросила Юля.

Игорь кивнул и щелкнул зажигалкой.

— Ты как?

— Ничего… — Юля затянулась.

— Нашла новую домработницу?

Юля покачала головой.

— Что так? — поинтересовался Игорь.

— Я вдруг подумала, что это абсурд… — стряхнула пепел Юля.

— Что я ушел к домработнице? — напрягся Игорь.

— Что у няни есть домработница, — усмехнулась Юля.

— А по-моему, абсурд то, что ты пошла в няни, — возразил Игорь.

Юля промолчала.

— Да! — как будто вспомнил Игорь. — У меня для тебя еще одна новость…

Юля бросила сигарету и посмотрела на Игоря.

— Шура просит прописать ее в моей квартире.

— Ого! — усмехнулась Юля.

— У нее двое детей, — заметил Игорь.

— У тебя тоже, — напомнила Юля. — Впрочем, делай что хочешь… — и добавила: — Но кажется, Женька права…

— Какая Женька? — нахмурился Игорь.

— Пошли! — ответила Юля и потянула на себя дверь загса.

Юля перевела глаза с Ксении на Дениса:

— Я позвала вас, чтобы сообщить… — Юля махнула рукой и взяла сигарету.

Денис дал ей прикурить.

— Ваш отец полюбил другую женщину.

В комнате повисла тишина.

— Молодую? — быстро спросила Ксения.

— Шуру… — еле слышно ответила Юля.

— Какую Шуру? — не поняла Ксения.

— Шаурму? — догадался Денис и громко расхохотался.

— Ты… это серьезно? — Ксения повернулась к матери.

— Судя по тому, что он собирается прописать ее в своей квартире… — Юля судорожно затянулась.

— И ты ему позволила? — вспыхнула Ксения.

— Что? — выпустила дым Юля.