мышления стали все более и более продолжительными. Туманные образы, в которых раньше не было почти никакого содержания, начали принимать реальную форму.

И настал момент, когда он понял, что просыпается от глубокого сна.

Но он все еще не сознавал себя. Его глаза сквозь закрытые веки не воспринимали ни единого луча света. В ушах стояла полная тишина. Он не ощущал своего тела и не чувствовал температуры окружающего воздуха. Время не существовало для него. Память не подсказывала ему никаких воспоминаний. Он жил неясным, полубессознательным восприятием настоящей секунды, да и то только в те мгновения, когда к нему возвращалось неокрепшее сознание.

Но вот в его мозгу постепенно начали складываться все более сложные представления. И очень медленно стали возникать физические ощущения. Он смутно почувствовал свою голову, одну только голову, независимую от всего остального тела.

И внезапно слабый звук проник в его уши, привыкшие к тишине. Бессознательно он попытался прислушаться к этому звуку, но тотчас же опять впал в беспамятство.

Когда он почувствовал, Что снова думает, он вспомнил, что звук был. На этот раз он отчетливо сознавал, что прислушивается, но ничего не услышал. Его слабая мысль сосредоточилась на слышанном звуке.

Если бы он мог рассуждать, то понял бы, что его память впервые удержала в мозгу какое-то воспоминание. До этого все внешние впечатления или проходили совсем незамеченными, или воспринимались на мгновение и бесследно исчезали. Звук был первым воздействием на его сознание внешней среды, которое не исчезло и не забылось.

Он помнил только самый факт звука, а не его характер. Был ли это скрип двери, человеческий голос или стук от падения какого-нибудь предмета, он не знал.

Долгое, время никакие другие впечатления не затрагивали его. Но каждый раз, приходя в сознание, он вспоминал о звуке. Воспоминание о слышанном звуке было единственным проявлением деятельности его мозга.

Но раз пробудившаяся способность связного мышления медленно и неуклонно усиливалась. Настало, наконец, время, когда он почти совсем сознательно попытался вспомнить, какой именно звук он тогда слышал.

Бесплодность этой попытки вызвала слабое чувство раздражения. Но его мозг как будто только и ждал этого. Сознание сразу сделало резкий скачок. И одновременно он ощутил, что у него, кроме головы, есть тело, руки и ноги, что он лежит и что его глаза закрыты. Ему захотелось открыть их, но он не смог. Усилие поднять веки причинило боль. Но и болезненное ощущение немедленно послужило толчком к еще большему пробуждению его чувств. Так повторялось много раз.

Незаметно для него месяц шел за месяцем.

Со стороны он казался мертвым. Чуть теплившаяся глубоко внутри, жизнь ничем не проявлялась внешне. Но невидимо для тех, кто мог находиться рядом, хотя и крайне медленно, жизнь возвращалась к нему.

И однажды после очередной неудачной попытки пошевелиться он подумал: «Что со мной происходит?» — и тут же понял, что это его первая, совершенно отчетливая мысль.

Ему казалось, что он окончательно проснулся. Но это было совсем не так. Он не замечал длительных периодов бессознательного состояния, в которые часто впадал. Его мысль возобновляла работу с того места, на котором прерывалась, и он, не замечая перерывов, считал, что думает беспрерывно.

Когда он окончательно убедился, что не может пошевелиться, его охватило смутное чувство страха.

«Что же это такое? — уже вполне отчетливо думал он. — Полный паралич или последние ощущения перед смертью?»

Но он понимал, что его мысли становятся все яснее и яснее. Если бы приближалась смерть, должно было происходить наоборот — мысль постепенно бы затухала. Значит, это паралич! У него осталась только способность мыслить и слышать.

Во время «бодрствования» он прислушивался, стараясь уловить хоть малейший шорох, но его окружала абсолютная тишина.

Сейчас кругом тихо, но какой-то звук был!

Все же однажды мелькнуло сомнение: «Может быть, мне все-таки показалось, что я что-то слышал?»

И тотчас же возникло чувство страха и как результат этого — новое возбуждение мозга.

Сам того не сознавая, он своими страхами, тревогами и смутными волнениями помогал мозгу просыпаться.

Его мысль работала теперь почти так же отчетливо и ясно, как у обыкновенного здорового человека. Но по-прежнему он часто впадал в длительное беспамятство, не замечая этого.

И однажды он вновь услышал какие-то звуки. Это наполнило его чувством огромной радости. Ему захотелось задержать дыхание, чтобы лучше слышать.

И тут он понял, что… не дышит. Грудь не шевелилась. Это невероятное открытие привело его в смятение. Ведь он жив! Он слышит, чувствует и думает! Как это может происходить, если у него нет дыхания? Может быть, он спит и видит все это во сне?

Он вспомнил, что, пытаясь открыть глаза, почувствовал боль, и тотчас же повторил свою попытку. Снова ощутил боль. Значит, он не спит, во сне боль не чувствуется. Все это происходит с ним в действительности.

Но тогда что же это означает?!

Он вспомнил про слышанные им звуки. Он ясно слышал и на этот раз отчетливо распознал шаги человека.

Кто-то подошел и остановился совсем рядом. Послышалось восклицание, и шаги стали быстро удаляться. Снова наступила полная тишина. Но он не испугался, а почувствовал облегчение. Он не один. Вокруг него есть люди, и они вернутся.

Способность мыслить возвращалась к нему чрезвычайно быстро. Его мозг как бы разрастался, рождались все новые и новые мысли. Постепенно просыпалась память.

Настал момент, когда он, не удивившись и даже не заметив, как это случилось, вспомнил все, что было с ним до того, как он впервые потерял сознание.

Но где он? Дома или в больнице?

Мучительно хотелось открыть глаза, но все попытки не приводили ни к чему и только причиняли резкую боль.

Его тело по-прежнему было совершенно неподвижно, но теперь он уже чувствовал, что левая нога у него забинтована от бедра до колена. Такую же повязку он ощутил на правой руке от плеча до локтя и на шее. Его голова лежала на одном уровне с телом. Он чувствовал, что ничем не укрыт.

Мелькнула мысль об операционной, но под ним было упругое ложе, не похожее на поверхность стола.

Неокрепший мозг устал от всех этих мыслей и впечатлений, и его стало клонить ко сну, обычному здоровому сну, а не в забытье, как это было все последнее время.

И он уже настолько «проснулся», что ясно ощутил эту разницу и обрадовался ей.

Сквозь дымку, заволакивающую мозг, он слышал, как кто-то снова подошел к нему, почувствовал чье-то дыхание на своем лице, но не