тобой дочурка, а это — Анна, мой лучший друг и, можно сказать, бабушка нашей малышки.

Тут она заметила нерешительно стоявшую в дверях Рабдину. Она не знала, что ей делать, вид врачей и бледных Данилы и Эрики несколько напугал ее, и она не решалась подойти к ним.

— Рабди, милая, что же ты там встала! Беги, обнимай Данилу, ты же столько просилась к нему! — Анна подтолкнула Рабдину к Даниле, и та с застенчивой улыбкой подошла к его кровати, осторожно обняв его за шею. Она заплакала. В последние дни она уже уверилась, что никогда больше не увидит его, потому что все что-то недоговаривали, потому что Эрике пришлось лежать с ним в больнице, она даже свою малышку оставила, значит, все было очень плохо. Она была уверена, что они просто не говорят ей правды, скрывая что-то ужасное. Как тогда, когда их похитили, а ей говорили, что они в командировке. И когда сегодня Анна сказала ей, что они пойдут и навестят их в больнице, Рабдина до последнего не верила, что сможет увидеть Данилу. Теперь она была рядом с ним и плакала от счастья. «Спасибо, тебе, звезда», — думала девочка.

Данила не мог говорить. Его сознание было не в состоянии объять информацию в таком объеме. Когда Анна поднесла к нему малышку, он не знал, как реагировать. Их крошка. Их долгожданная крошка! Мысли, эмоции — все смешалось запутанным клубком в его голове, и он не мог облечь в слова то, что чувствовал в этот момент. Его дочь! Господи, спасибо, что подарил нам это чудо. Его спасенная жизнь… Тут его ощущения не были столь однозначными. Как могла Эрика на такое решиться? Как она могла так рисковать? Имея кроху на руках и неся ответственность за Рабдину, как она могла так рисковать своим здоровьем, своей жизнью? Если бы спросили его согласия, он никогда бы не дал его, никогда бы не допустил, чтобы Эрика подверглась такому риску.

Он мало что понимал в трансплантологии, но мысль, что теперь Эрике придется жить с одной почкой вместо двух, обожгла его острым чувством вины. Точнее, эта была смесь самых различных ощущений. Получалось, что теперь почка Эрики будет работать на него. В этом было что-то очень странное и пугающее одновременно. В его сердце закрался страх: а что, если почка не приживется? Неужели тогда все страдания и жертвы Эрики окажутся бессмысленными? Нет. Не может быть, чтобы судьба допустила такую несправедливость. Эрика, Эрика… Раз человеку дано две почки, значит, так и нужно… Неужели он был ей настолько дорог, что она решилась отказаться от своего органа ради спасения его жизни? Неужели теперь всю жизнь надо будет бояться за ее здоровье? Зачем, спрашивается, ему вторая жизнь, если с Эрикой что-то случится по его вине?

Его мысли прервал смех Эрики, разглядывающей, как малышка схватила Данилу за палец и ни за что не хотела отпускать, притягивая его ко рту.

— Я могу догадаться, о чем ты сейчас думаешь, Данила, — ласково сказала Эрика, перейдя на русский. Она видела смятение, написанное на его лице, и прочитать мысли в его глазах было не так сложно. Она бы на его месте тоже испытывала неоднозначную реакцию. Идя на этот шаг, она и не ждала никакой благодарности от него, главным для нее было спасение его жизни — для него самого, для нее, для их детей, настоящих и будущих. — Мы использовали единственный шанс, который был возможен в данной ситуации. Поверь мне, Данила, без тебя мы бы никогда не были бы счастливы, нам: мне, Рабдине и малышке — нужен муж и отец, и, какой бы ни был риск, я ни капли не жалею, что приняла такое решение. Я сделала это не только ради тебя, но и ради себя, и ради наших девочек. Поэтому единственное, о чем ты сейчас должен думать, — это о том, чтобы поскорее встать на ноги и начать новую жизнь. Потому что ребенок — это всегда новая жизнь. Разве ты не хотел бы, чтобы она была у нас счастливой?

— Но ведь ты могла пострадать во время операции, Эрика! Ведь столько людей погибают на операционном столе, ты об этом не подумала? Что бы стало с детьми? Это было безответственно с твоей стороны! Ради призрачной цели ты подвергла риску жизни троих людей!

— Призрачной цели? Это ты себя называешь призрачной целью? Нет уж, дорогой, для меня ты не призрачная цель, а реальный человек, который мне не безразличен. И потом, это был минимальный риск с теми профессионалами, которые взялись за пересадку, так что об этом не стоит и говорить, Данила. — Эрика морально была готова к такой реакции, потому что сама подумала бы то же самое. Надо было лишь спокойно переждать первый всплеск эмоций, а потом все встанет на свои места. Меньше всего на свете она хотела бы, чтобы Данила чувствовал себя обязанным ей. Важно, чтобы он увидел это все в правильном свете, в свете любви тех, кому он был так необходим.

— А если почка не приживется?

— Приживется. Я уверена. В любом случае — мы вырвали у судьбы еще время, а там посмотрим. Посмотри на нас, Данила. — Голос Эрики был полон нежности и сочувствия тому, что творилось в его душе. Но в нем также слышалась стальная нотка. Она не позволит поставить под сомнение сделанное. Он должен бороться за свою жизнь так же, как она боролась, а не терзаться сомнениями. — Мы — твоя семья, и ты нужен нам. Разве это не достаточный стимул бороться за твою жизнь? Чего я тебе не прощу, так это того, что ты сдашься раньше времени, опустишь руки, не будешь верить в свои силы. Вот тогда все действительно превратится в призраки — и ты, и все мы.

Данила взглянул на нее и детей, представив на мгновение, что был в одном шаге от того, чтобы никогда их больше не увидеть. В одном маленьком шажке. Стоял у черты, за которой уже не было его семьи. Он так и не шагнул за черту. Он остался на той же стороне, где и дорогие ему люди. Он получил эту возможность, этот щедрый дар от судьбы, а вернее, от своей жены — возможность жить дальше. Мысли об этом постепенно приглушили его сомнения и чувство вины. В общем-то весь его негативизм происходил из чувства вины, маскируя несогласием тревогу. Постепенно его сердце вняло разуму и наполнилось благодарностью, безмерной благодарностью Эрике за ее любовь, преданность, за подаренный шанс на счастье.

Даррел с тревогой наблюдал за их беседой, не понимая ни слова. Сначала ему даже показалось, что они ругаются, но, увидев, как разгладились черты лица Данилы, как он расслабился и воспринял новость не только головой, но и сердцем, Даррел облегченно вздохнул. Теперь можно и оставить их.

— Нам еще предстоит большая работа, Данила, мы должны сделать все, чтобы не произошло отторжения почки. Это займет какое-то время. Ты должен быть готов бороться за свое здоровье. Ты просто не имеешь права теперь проиграть. — Даррел взглянул на часы и заторопился. — А теперь я пойду, другие больные ждут меня, я загляну к вам