рассказываешь не о том, что я хочу знать.

— Увы, ты никогда не хочешь знать того, что тебе нужно. Но сейчас нужно смотреть.

И они смотрели. И видели, как женщина улыбнулась. Улыбка на ее лице казалась странной и страшной. Эта улыбка отвлекала от того мгновения, которое стало роковым. Мальчик в ужасе дернулся и замер — вокруг шеи его обвилась змея, оставив алые следы там, где касалась кожи.

— Теперь узнаешь? — веселился ветер.

В это самое мгновение змея сверкнула на шее мальчика изумрудным глазком, и Мишель понял. Ожерелье. Ожерелье змеи, хранившее его семью, но утраченное однажды.

— Оно будет, когда не будет тебя, — продолжал говорить ему ветер. — Ты — прошлое, король. Ожерелье — будущее.

Ветер засвистел что было мочи, разрывая пространство и время. И клочьями вокруг них полетели обрывки картины, которая составляла мир. Отлетала прочь река, искажаясь, сморщиваясь и не разбрызгивая воды. Долина исчезла, оставив за собой черное пятно, быстро растрескивающееся и пропускающее свет, будто бы сквозь стекло. Тринадцать гор, окружавших долину, сорвались с места, оказавшись теперь лишь обрывками веленя. Шум все усиливался, унося за собой этот ненастоящий мир, превращая все вокруг во тьму. И из этой тьмы рождался в шуме и страхе иной мир, горевший миллионами огней, гудящий, искрящийся, переливающийся.

В этом мире, как муравьи, сновали туда-сюда люди в странных одеждах, не глядя друг на друга, с отстраненными и холодными лицами. Их было так много. И они казались совсем не такими, к каким привык Мишель. Они бродили меж огромных коробов, жили в этих огромных коробах, стояли на крышах этих коробов, выглядывали из окон коробов. И жизнь делилась на ту, что проходила внутри и вне их. На дорогах тоже были коробы, которые ездили сами собой, без лошадей. Здесь двигалось все. Дышало все. Звучало все. Жило все. И всему этому не было имени. И единственно знакомым, узнаваемым, здесь был белый снег, укрывающий все вокруг.

Мишель летел надо всем этим, гонимый свистящим ветром. И себе самому напоминал ту травинку, что подхватил порыв на берегу реки.

А потом все замерло и остановилось. Мир перестал вертеться и кружиться. Казалось, все вокруг стало кукольным. И кукол обездвижили. И среди всего этого зазвучал вдруг негромкий голос:

— Я не вижу цены. Сколько вы за эту хотите, месье?

Мишель обернулся на голос и увидел девушку. Он был одновременно очарован ее лицом и восхитительной красоты глазами, но в то же время его удивление было безграничным. Прекрасная незнакомка из странного мира намеревалась купить… ель, одну из множества стоящих рядами вдоль забора. Между ними сновали взрослые и дети, внимательно рассматривая их, словно перед принятием очень важного решения.

Король снова посмотрел на девушку, пристально вглядываясь в ее черты. Стараясь запомнить ее блестящие темные волосы, высокий лоб и яркие, несмотря на зиму, пухлые губы. Чуть приподнятые в раздумье тонкие брови и спокойное выражение самых синих на свете глаз, каких и не бывает в настоящем мире.

Мир, который видел перед собой Мишель, не мог быть настоящим. Кому в здравом уме придет в голову рубить елки и выставлять их у забора, чтобы люди разглядывали их, как на ярмарке?

— Нет, спасибо, — проговорила девушка и двинулась дальше, вдоль ряда.

— Гляди, гляди, — засмеялся ветер. Юркнул меж деревьев и подхватил края ее одеяния. Тяжелая ткань разлетелась в стороны. И на шее заблестело золото ожерелья. Ошибки быть не могло — на груди незнакомки покоилась головка Змеи.

— Что это значит? — спросил Мишель, заворожено уставившись в зеленый глаз украшения.

— У нее Змея, которая должна быть твоей. И тебе решать, что это значит, король.

— Я устал от твоих фантазий и недомолвок, — возмутился он. — С самого моего детства ты вынуждаешь меня делать то, что нужно тебе, убеждая, что таковы мои желания. Я устал!

Крик этот был беззвучным в черной пустоте, окружившей его. Он вздохнул и открыл глаза. Вдоль каменного пола серебрился луч полной луны, заглядывающей в окно спальни. Этот луч напоминал седую длинную бороду старца, какой был на одном из витражей, сделанном однажды давно королем.

Но теперь он видел перед собой другой лицо, которое не забудет никогда.

— Я знаю, что тебя нет, — прошептал в пустоту Мишель, — но ты всегда будешь рядом.

— Ваше Величество? — раздался испуганный тихий голос. И он почувствовал движение на соседней подушке. — Вы не спите?

Король лениво повернул голову, пытаясь разобрать в темноте, которая из придворных дам ночевала нынче в его постели. Впрочем, большой разницы это не имело. Никто не приглашался в королевскую спальню дважды.

— Не сплю. И коль уж и вы не спите, дорогуша, мы можем заняться куда более приятным занятием, чем разговоры.

— Чествования Змеиного дня совсем не утомили вас, Ваше Величество? — засмеялась женщина, и ее маленькая ладонь легла на его плечо.

— Нисколько, — заверил ее король, подминая под себя. — Праздник моего рода особенно вдохновляет меня, словно каждый из моих предков делится своей силой. Но я не намерен тратить ее попусту.

Подтверждая слова свои делом, Мишель прижался губами к мягкому податливому рту, а руки его нетерпеливо задрали ее камизу, обнажив широкие белые бедра.

Белой была и земля за окном от снега, тихо осыпавшегося на землю Трезмона в первый день зимы 1184 года.

І

1185 год, Фенелла

Герцогиня Катрин де Жуайез прогуливалась вокруг замка по первому снегу, выпавшему ночью. Было прохладно, и она зябко куталась в плащ, который еще не был подбит мехом. Но в замок возвращаться не торопилась.

Совсем скоро зима. Зимой она будет замужем. И теперь она не вдова. Теперь она — невеста. На долгих прогулках герцогиня старалась почувствовать разницу в ощущениях. Выходило скверно.

Пасмурный день в пустом саду, где не было даже птиц, мало способствовал этому, не добавляя радости Ее Светлости. Небо, в которое она часто взглядывала, было затянуто тяжелыми тучами, навевающими тягостные мысли. В Фенеллу Катрин прибыла на собственную свадьбу с королем Трезмонским. Предстоящий брак порой пугал ее неизвестностью так же, как черное небо над головой пугало предстоящей грозой. Но каждое утро она считала дни до бракосочетания.

Теперь их оставалось два. Целых два дня.

В тишине хрустнула ветка. Впору бы вздрогнуть. Но герцогиня лишь замерла на мгновение и продолжила идти дальше. Воздух плыл по земле, покрывая траву тонким льдом, будто касаясь ее поцелуем. И только тревожно шептали кроны деревьев. Должно быть, они знали о ней…

В одно мгновение чья-то тень сошлась в траве с тенью герцогини,