Литвек - электронная библиотека >> Василий Ярославович Голованов >> Публицистика и др. >> Колыбельная для тех, кто боится темноты и не может заснуть в июне >> страница 2
запахом кубинских сигарет Чудовища. Я еще не знал тогда; что этот, за третьей дверью квартиры — Чудовище. Но однажды я позвонил Абрахаму Августу и встретил в трубке незнакомый мужской голос.

Я поздоровался. Голос тоже.

– А нельзя ли позвать Абрахама Августа...

В ответ послышался раздраженный короткий гудок.

Я набрал номер снова: «Нельзя ли,,.»

Короткий гудок.

– Извините, я не понимаю,..

Короткий гудок.

– Я все понимаю, вы. должно быть, очень нервный человек…

Короткий гудок.

Я представил себе, как на том конце телефонного провода сидит человек и со злорадным удовольствием, как тараканов, давит мои телефонные звонки. Один, два, пять. Интересный, очень интересный тип.


* * *


Чудовищем назвала его Гела, которая рисует картинки с названиями, звучащими как стихи; в них также кроется музыка, темы для осторожной джазовой проработки. Труба должна звучать вкрадчиво, чуть-чуть перекрывать голос фо-но: тогда-то и проклюнется одиночество Постороннего в Непотопляемом городе, тогда и сам Посторонний в голосе трубы, быть может, услышит зов, пробивающийся сквозь его одиночество. Однажды, когда Абрахам Август уехал куда-то, она вселилась в его комнатку; поразмыслить над новыми названиями для своих картинок и пожить немного в уединении, которое так ценит каждый человек, не имеющий своего крова. Она прожила здесь ночь; за окном шуршал магистральный проспект, в комнате пахло красками, по потолку плавали огни. Наутро она встретила на коммунальной кухне мужчину, с которым вежливо поздоровалась, Он ответил любезностью. Она улыбнулась. Он улыбнулся еще сердечнее. А через полчаса явился вызванный им из-за шкафа по телефону наряд милиции (я потом объясню, почему из-за шкафа), и гражданка, проживающая в комнате Абрахама Августа, была бдительно препровождена...

Чудовище скрытно. Оно редко показывается из своей комнаты, Оно вредит исподтишка, и хотя за шкафом, обклеенным фотографиями сторожевых собак (шкаф стоит у самой двери комнаты и полностью скрывает от чужих глаз всю жизнь Чудовища!, почти всегда работает телевизор, мы чувствуем, что Чудовище наготове. Дверь комнаты всегда открыта. Оно вслушивается.

Оно действует с поразительной быстротой. Однажды, когда в доме вырубилась вода, мы поставили на газ последний чайник. Клянусь, мы отсутствовали на кухне не более двух минут. За это время оно прокралось туда и вылило воду из чайника, желая, видимо, чтобы чайник расплавился. Стоит Абрахаму Августу подключить к общей розетке телефон, как Чудовище обрезает провод, Если поставить на его конфорку кастрюлю, оно опрокинет ее. Оно может отключить горячую воду, когда ты моешься. Или, если уж совсем нечем навредить, измазать дерьмом дверь в туалете: оно знает, что Абрахам Август чистоплотен и ему придется воленс-ноленс отмывать испражнения Чудовища. Как-то раз, когда мы топили на кухне сало для яичницы, Чудовище прошмыгнуло туда и плюнуло в сковородку: плевок зашипел, раскаленное сало брызнуло ему в лицо; оно уронило крышку и, скуля, бросилось обратно ' за шкаф с собаками — случайно я слышал все это из туалета, но когда вышел в коридор. Чудовища уже не было.

Вы спросите, почему художник не разберется с ним по-мужски, почему не предложит ему на выбор пару дуэльных пистолетов, или шпаг, или, на худой конец, пару сечек для рубки капусты и не покончит с гадиной? Я отвечу; во-первых, потому; что дело это кончится скверно, в протоколе будет записана безумная ложь об умышленном убийстве на почве бытовой неприязни, а вовсе не правда о том, что Абрахам Август убил дракона. А во-вторых, потому, что душой, а отчасти и телом Абрахам Август, собственно, пребывает в трепетной атмосфере раннего Возрождения, среди кущ и дам, - прекрасных. как Агнесса Сорель, любовница короля Франции Карла VII, прославившегося в битвах с англичанами, — и поэтому он никак не совпадает с Чудовищем во времени, что необходимо для решения ряда бытовых вопросов.

Мне и самому не сразу удалось выследить Чудовище. Я видел его вещи, улавливал его запах. Я многое успел узнать о нем. прежде чем увидел. Я понял, что оно небогато; у него сбитые кроссовки и неновая, хотя и хорошая куртка. Есть кепка, плащ. Оно курит крепчайшие кубинские сигареты. Читает «Литературную газету», которую затем рвет и использует вместо туалетной бумаги. Свою конфорку на плите Чудовище никогда не моет: все пространство вокруг покрыто спекшейся коркой кофейной гущи и какого-то жира. Похоже, что в глубине души оно недовольно собой, Оно относится к себе наплевательски. Похоже также, что оно несчастливо. Жены у Чудовища нет, но сын иногда заходит к нему, и тогда они ржут и ругаются на телевизор за шкафом, Иногда оно не ночует дома: по-видимому, спит с какой-то женщиной, вероятно, даже не подозревающей, что она имеет дело с Чудовищем. Но может быть, эта женщина сама давно потеряла себя и не может найти и поэтому тоже ненавидит. Ненавидит работу, ненавидит бывшего мужа, ненавидит очереди в магазинах, повышение цен, свои крошечные рубли, детей своих, на муку ей возрастающих бестолочами и бездарями, ненавидит всех, кроме своего дорогого Чудовища, И, покончив в постели с любовью, она распаляет душу его на предельную, неукротимую злобу ко всем, кто вне, которая привязала бы его к ней навсегда.

Я увидел Чудовище, заехав к Абрахаму Августу как-то утром. Оно оказалось невысоким, седеньким мужчинкой лет пятидесяти, в очках, с лицом на удивление интеллигентным и милым, добрым, можно сказать, лицом. Он надевал ботинки, чтобы идти на работу. Потом вздохнул и ушел, хлопнув дверью. В глазах его. была тоска.

Может быть, он потому и ненавидит Абрахама Августа Перса, что тот обладает маленькой толикой нищей свободы, которую не купить Чудовищу ни за какие деньги? Ведь Чудовище было рождено матерью своей не для того, чтоб ненавидеть и травить мирного молодого художника. Для творчества и любви, для святости и ясновидения было рождено оно, как всякий человек. Но оно не позволило Богу в себе стать Богом. И друг Божий из Оберланда не явился на помощь ему и не вручил ему ключи от новой жизни, путь к которой лежит через смерть, и не наделил уста его проникновенным словом, от которого бы сотни людей, пораженные истиной, падали бы ниц и в благоговении лежали как мертвые. Не оказался он в числе избранных, не был и среди званых. Вместо этого он попал в прокатный стан Системы, и случилось другое: Система сделала из него штамповку, она научила его слушаться и быть, как все, отучила от собственных мыслей, и он стал бояться и ненавидеть все, что непонятно ему. Еще Система научила его хватать у жизни жалкие удовольствия и думать, что это радость, а может быть, даже счастье. И лишь когда он напивается крепкого