Литвек - электронная библиотека >> Анатолий Петрович Днепров >> Научная Фантастика и др. >> Формула бессмертия. Повести и рассказы

Анатолий Петрович Днепров
Формула бессмертия



Формула бессмертия. Повести и рассказы. Иллюстрация № 1 Формула бессмертия. Повести и рассказы. Иллюстрация № 2 Формула бессмертия. Повести и рассказы. Иллюстрация № 3

СУЭМА

Поздно ночью ко мне в купе громко постучали. Я, сонный, вскочил с дивана, не понимая, в чем деле. На столике в пустом стакане подрагивали чайные ложечки. Включив свет, я стал натягивать ботинки. Стук повторился громче, настойчивее. Я открыл дверь. В дверях я увидел проводника, а за ним стоял высокий человек в измятой полосатой пижаме.

- Простите, дорогой товарищ, - полушепотом сказал проводник, - я решил побеспокоить именно вас, потому что вы в купе один.

- Пожалуйста, пожалуйста. Но в чем дело?

- К вам пассажир. Вот… - и проводник сделал шаг в сторону, пропуская человека в пижаме.

Я с удивлением посмотрел на него.

- Видимо, у вас в купе маленькие дети не дают вам спать? - осведомился я.

Пассажир улыбнулся и отрицательно покачал головой.

- Я отстал от своего поезда.

- Входите, - любезно предложил я.

Он вошел осмотрелся и сел на диван, в самый угол возле окна. Не говоря ни слова, облокотился о столик и, подперев лицо обеими руками, закрыл глаза.

- Ну, вот и все в порядке, - сказал проводник улыбаясь. - Закрывайте дверь и отдыхайте.

Я задвинул дверь, закурил папиросу и украдкой стал разглядывать ночного гостя. Это был мужчина лет сорока, с огромной копной блестящих черных волос. Сидел он неподвижно, как статуя, и даже незаметно было, что он дышал.

«Почему он не берет постель? - подумал я. - Нужно предложить…»

Повернувшись к моему попутчику, я хотел было сказать ему это. Но он, словно угадав мою мысль, произнес:

- Не стоит. Я говорю, не стоит заказывать постель. Спать я не хочу, а ехать мне недалеко.

Ошеломленный его проницательностью, я быстро забрался под одеяло.

«Черт знает что такое! Новый Вольф Мессинг - угадывает мысли!» - подумал я и, пробормотав что-то невнятное, перевернулся на другой бок и широко раскрытыми глазами уставился в полированную стенку. Наступило напряженное молчание.

Любопытство взяло верх, и я снова взглянул на незнакомца. Он сидел в прежней позе.

- Вам свет не мешает? - спросил я.

- Что? Ах, свет! Скорее он мешает вам. Хотите, потушу?

- Пожалуй, можно…

Он встал, подошел к двери и щелкнул выключателем. Затем опять вернулся на свой диван. Когда я привык к темноте, то увидел, что мой сосед откинулся на сиденье и заложил руки за голову. Вытянутые ноги его почти касались моего дивана.

- И как это вас угораздило отстать от поезда? - снова заговорил я.

- Это произошло ужасно нелепо. Я зашел в вокзал, присел на скамейку и задумался об одной идее, пытаясь доказать самому себе, что она не права… - ответил он скороговоркой. - Поезд тем временем ушел.

- Вы что же, поспорили с какой-нибудь… дамой? - допытывался я.

В полумраке я заметил, как он выпрямился и рванулся в мою сторону. Я настороженно приподнялся.

- А причем тут дама? - раздраженно спросил он.

- Но ведь вы же сами сказали: «Доказать самому себе, что она не права»!

- По-вашему, всякий раз, когда говорят «она», имеют в виду даму? Кстати, эта нелепая мысль как-то появилась и у нее. Она считала, что она - дама!

Всю эту галиматью он произнес с горечью и даже злобой, а последние слова с ехидным хихиканьем. Я решил, что рядом со мной не совсем нормальный человек, которого следует остерегаться. Однако мне хотелось продолжать разговор. Я закурил главным образом для того, чтобы при вспышке спички получше разглядеть своего спутника. Он сидел на краю дивана, глядя мне в лицо черными блестящими глазами.

- Знаете, - начал я как можно мягче и примирительнее, - я литератор, и мне кажется странным, когда говорят «она права» или «она считала» и при этом не имеют в виду особу женского пола.

Странный пассажир ответил не сразу;

- Когда-то это было верно. В наше время это уже не так. «Она» может быть и не женщиной, а просто условными сигналами привычного нам кода, при помощи которого в нашем сознании вызываются представления о роде предмета. Есть иностранные языки, которые вполне обходятся без рода. Например, неодушевленные предметы в английском языке все, за немногим

исключением, не имеют рода. В романских языках нет среднего рода…

«Ого, - подумал я. - Он, видимо, лингвист!»

- Кстати, - прервал я его, - оригинальный язык - английский. По сравнению с русским он удивляет простотой и однообразием своих грамматических форм.

- Да, - ответил он, - это хороший пример аналитического языка, где довольно экономно используется система кодирования.

- Система чего?

- Ко-ди-ро-ва-ни-я. - ответил он по слогам. - Система условных сигналов, имеющих вполне определенный смысл. Слова являются такими сигналами.

Я изучал грамматику нескольких языков, но, признаться, не встречал таких терминов, как «кодирование* и «сигналы». Поэтому я спросил:

- А что вы понимаете под кодированием?

- В общем случае кодирование - это система изображения какого-либо слова, фразы или целого понятия условными знаками или сигналами. Если говорить о грамматике, то, скажем, окончания множественного числа существительных - это сигналы, при помощи которых в нашем сознании возникает представление о множественности предмета. Например, мы говорим «вагон» и представляем себе один вагон. Стоит добавить к этому слову «ы» - «вагоны», и мы представляем множество вагонов. Буква «ы» и есть тот сигнал кода, который модулирует наше представление о предмете.

- Модулирует? - переспросил я.

- Ну да, меняет.

- Скажите, а зачем все эти «коды», «сигналы», «модулирует»? Ведь в грамматике есть своя, вполне удобная терминология.

- Суть не в терминологии. Дело здесь значительно глубже. Легко показать, что грамматика, как, впрочем, и сам язык, далеко не совершенна. Ведь вы только подумайте. В русском языке около ста тысяч коренных слов, составленных из тридцати пяти букв алфавита. Если предположить, что длина каждого слова в среднем равна пяти буквам, то получится около пятисот тысяч буквосочетаний, которые культурный человек должен запомнить. А кроме того, множество грамматических форм, окончаний, спряжений, склонений и так далее.

- А как же иначе? - спросил я, не понимая, к чему клонит этот необычайный «языковед».

- Ну, например, можно было бы сократить алфавит. Если вы возьмете, скажем, десять последовательных цифр, от единицы до десяти, то при экономном использовании из них можно составить около четырех