будет здесь этим вечером.

— Ты уверена? — спросила Амелия, устремив взгляд на Грейс.

Та кивнула:

— Я видела его за ужином. Точнее я видела, как он прошел мимо нас, когда мы ужинали. Он не захотел есть с нами. Я думаю, что он и его бабушка поссорились, — и добавила в сторону: — Что случается довольно часто.

Амелия почувствовала, как напряглись уголки ее рта. Это был не гнев. И даже не раздражение. Скорее это было смирение.

— Полагаю, что вдова приставала к нему насчет меня, — сказала она.

Грейс выглядела так, будто ей совсем не хочется отвечать, но наконец она сказала:

— Да, действительно.

Этого следовало ожидать. Было известно, что вдовствующая герцогиня Уиндхем еще больше, чем собственная мать Амелии, стремилась к тому, чтобы брак состоялся. Но всем было хорошо известно, что герцог считал свою бабушку, в лучшем случае, особой, вызывающей раздражение. Амелия нисколько бы не удивилась, если бы он согласился посетить вечер только для того, чтобы та оставила его в покое.

Поскольку всем также было хорошо известно, что герцог не дает пустых обещаний, Амелия была совершенно уверена, что он действительно вскоре появится. А это означало, что остаток вечера пройдет как обычно.

Приедет герцог, все будут смотреть на него, потом все будут смотреть на нее. Затем он подойдет к ней, они несколько минут будут заняты неловкой светской беседой, он пригласит ее танцевать, она согласится. И когда они исполнят этот ритуал, он поцелует ей руку и покинет собрание.

Предположительно искать внимания другой женщины. Женщины другого сорта.

Той, на которой не женятся.

Не то чтобы это огорчало Амелию, она не придавала этому значения. В самом деле, можно ли ожидать преданности от мужчины перед браком? Они с сестрой обсуждали это много раз, и ответ всегда был отрицательным.

Нет. Только не тогда, когда данный джентльмен был обручен еще ребенком. Было бы несправедливо ожидать, что он воздержится от всех развлечений, в которых его друзья принимали участие, только потому, что несколько десятилетий назад его отец подписал какой–то контракт. Однажды дата уже была назначена, однако, это совсем другая история.

Или точнее, так могло бы случиться, если бы Уиллоуби когда–нибудь смогли заставить Уиндхема назначить дату.

— Кажется, ты совсем не взволнована тем, что увидишь его, — заметила Элизабет.

Амелия вздохнула.

— Нет. По правде сказать, мне намного лучше, когда он меня избегает.

— О, он не настолько плох, — заверила ее Грейс, — он довольно мил, стоит только узнаешь его получше.

— Мил? — с сомнением в голосе отозвалась Амелия. Она видела его улыбку, но та никогда не появлялась дважды за все время беседы. — Уиндхем?

— Хорошо, — уклонилась Грейс, — возможно я преувеличила. Но герцог станет прекрасным мужем, Амелия, я тебе обещаю. Он весьма занимателен, когда захочет.

Амелия и Элизабет уставились на нее с такими выражениями недоверия, что Грейс засмеялась и добавила:

— Я не лгу! Клянусь! Он обладает дьявольским чувством юмора.

Амелия знала, что Грейс хочет как лучше, но почему–то это не могло ее утешить. Это вовсе не означало, что она ревновала. Она была совершенно уверена, что не влюблена в Уиндхема. Когда бы она успела? Редко, когда ей удавалось обменяться с этим человеком более чем двумя словами. Однако то, что Грейс Эверсли знала его так хорошо, было довольно тревожно.

И она не могла рассказать об этом Элизабет, которой обычно доверяла все. Элизабет и Грейс были лучшими подругами, с тех пор как они встретились в возрасте шести лет. Элизабет сказала бы ей, что это глупо. Или одарила бы ее одним из тех противных взглядов, которые подразумевали сочувствие, но на самом деле выражали соболезнование.

Кажется, в ближайшие дни над Амелией нависла опасность утонуть под такими взглядами. Каждый раз, когда возникнет тема брака. Если бы она была женщиной, любящей заключать пари (а она подумывала, что когда–нибудь должна бы и попробовать), то непременно поспорила бы, что получила соболезнующие взгляды, по крайней мере, от половины молодых особ светского общества. И все из–за их матерей.

— Мы сделаем это нашей задачей на осень, — внезапно объявила Грейс и ее глаза загорелись под воздействием этой идеи. — Амелия и Уиндхем должны наконец лучше узнать друг друга.

— Грейс, не надо, пожалуйста, — покраснела Амелия. О господи, как же это унизительно. Быть задачей…

— То есть ты, в конечном счете, отказываешься его узнать, — подвела итог Элизабет.

— Нет, конечно, — уклончиво ответила Амелия. — Сколько комнат в Белгрэйве? Двести?

— Семьдесят три, — пробормотала Грейс.

— Я могу бродить там неделями, не встречая его, — ответила Амелия. — Годами.

— Не глупи, — отрезала ее сестра. — Почему ты не желаешь поехать со мной в Белгрэйв завтра? Я придумала оправдание для мамы, которой необходимо вернуть несколько книг вдовы, так что я могу посетиь Грейс.

Грейс взглянула на нее с интересом:

— Твоя мать одолжила книги у вдовы?

— Да, — ответила Элизабет, затем скромно добавила, — по моей просьбе.

Брови Амелия взметнулись вверх.

— Матушка не большой любитель чтения.

— Не могла же я одолжить фортепиано, — парировала Элизабет.

По мнению Амелии, в музыке их мать также не была сильна. Но здесь их беседа резко прервалась.

Он прибыл.

Амелия стояла спиной к двери, но точно узнала тот момент, когда Томас Кэвендиш вошел в зал приема, поскольку, провались все пропадом, она делала это и раньше.

Наступила тишина.

И теперь, — она сосчитала до пяти, поскольку давно знала, что герцоги в среднем требовали более трех секунд всеобщего молчания, — теперь по залу пронесся шепот.

А Элизабет упорно тыкала ее под ребра, словно ей обязательно требовалось предупреждение.

И вот, — о, она прекрасно это представляла, толпа пришла в движение, как воды Красного моря, — сюда шагал герцог: плечи расправлены, походка гордая и целеустремленная. Вот он уже почти рядом, еще чуть–чуть, еще несколько шагов…

— Леди Амелия.

Она придала своему лицу невозмутимое выражение и повернулась к нему:

— Ваша милость, — произнесла она, смущенно улыбнулась, как того требовали приличия.

Он поцеловал ей руку.

— Вы прекрасно выглядите сегодня вечером.

Он говорил это каждый раз.

Амелия пробормотала спасибо и терпеливо ждала, пока он поприветствует ее сестру. Затем он обратился к Грейс:

— Я вижу, сегодня вечером моя бабушка позволила вам вырваться из ее когтей.

— Да, — ответила Грейс со счастливым вздохом, — это чудесно.

Он улыбнулся, и Амелия отметила, что это не была та дежурная улыбка, которой он улыбался ей. Это была, как она поняла, улыбка друга.

— Вы явно святая, мисс Эверсли, — сказал