нужны деньги? — хрипел Венцель. — Возьмите… Это все… У меня больше нет…

Он вытащил из кармана портмоне, но отдать Юму у него уже не было сил. Просто уронил на пол.

— Что-о-о?!! — заревел Юм. — Ты меня подкупить хочешь?!! Ты еще не понял, кто к тебе пришел, гад?!! Ты мне свои поганые бабки суешь? Я тебя, падла, с говном съем.

— Музыку включи! Радио! — сопел Мент.

Грузин подхватил портмоне и стал считать деньги.

Ванечка не стонал уже. Он приподнялся на локте, увидев на лестнице мальчика лет десяти, который с ужасом смотрел на своих окровавленных родителей. Рядом с ним стояла девушка и сжимала руками лицо. Видно, учительница музыки.

Женщина снова доползла до двери. Но на этот раз Мент не позволил ей позвать на помощь — воткнул ей нож в спину. Женщина захрипела.

Мальчик закричал. Учительница закрыла глаза ладонями.

— Я кому сказал — радио включи! — процедил Мент.

— Нет тут никакого радио! — мелькнул Целков. — Юм, тут полторы штуки, — наконец закончил счет Грузин. Он подошел к учительнице и стал поднимать ей юбку. Она не шевелилась.

Жена врача затихла. Судороги прекратились.

Юм склонился к Венцелю:

— Где бабки, козел?

Венцель помотал головой.

— Давай сюда пацана, — приказал Юм Целкову.

— Я вам клянусь, у меня больше нет денег! — завыл Венцель.

Юм придавил каблуком его руку к полу и ножом стал отрезать мизинец. Венцель потерял сознание.

Целков бросился к мальчику, который прятался теперь за учительницу.

Ванечку стошнило.

Юм плюнул в него.

— Дерьмо! Пошел отсюда! Принеси воды! Этот гад вырубился…

Третья реальность

Черный кружок в руках Наташи словно бы ожил от прикосновения. Отшелушилась вековая корочка, и появился профиль Артемиды. Наташа перевернула казавшийся поначалу никчемным осколок и увидела орла, схватившего когтями дельфина, а под рисунком подпись — Ольвия.

Это была монетка в один асе. Довольно ординарная находка. Таких здесь выкопали уже сотни. Но разве речь идет о приоритетах? Ты держишь в руках монету, которую когда-то носил в мешочке или за щекой древний грек. Это была мелкая монета, значит, она побывала в руках у многих. Эти руки отшлифовали ее, а вот даже зазубрина как раз на том месте, куда простерлось крыло орла. Наташа представила себе эту монетку в руках ремесленника или гетеры, а может быть, актера или архонта, странника или гражданина полиса. Как давно это было! Нет, она не верит, что вся древнегреческая история — миф и случилась в пятнадцатом веке нашей эры, как говорят новомодные историки, которых так любит цитировать Виктор. Он просто дилетант…

День уходил за море. Археологи, измученные дневной работой, а сегодня они, по милости того же Виктора, двигали землю от раскопов, потихоньку собирались у палаток, сдавали дневные находки, шли купаться на море, собирались на ночные посиделки.

У Наташи сегодня был банный день. Раз в две недели все мужчины отказывались от своей пресной воды, чтобы Наташа могла вымыть волосы. С водой, здесь было туго. Завозили ее на остров редко и помалу. Еле хватало на чай, на суп или макароны. Но Наташа была среди археологов единственной женщиной, поэтому джентльмены предпочитали поесть два раза в месяц из консервных банок, чтобы преподнести такой милый подарок своей богине.

Воды этой было всего полведра. По-настоящему волосы все равно не промывались, но Наташа не могла не проникнуться благодарностью к мужчинам острова, грела воду и мыла свои пшеничные непослушные волосы, экономя каждую каплю.

Мукой потом было их причесать. Они ложились каждый раз иначе, непредсказуемо и дерзко. Правда, ничуть не умаляя при этом красоты своей обладательницы.

Пока Наташа шла от палатки к «балбеснику», ветер несколько раз изменил ее прическу.

— А! Ждем-ждем! — почти стройным хором закричали джентльмены, завидев стройную Наташину фигуру.

Костер уже горел ровным пламенем, не столько грея холодные казематы, сколько окрашивая стены в уютный розовый свет.

— И что мы сегодня пьем? — весело спросила Наташа.

— Портвейн «777», — неловко брякнул землекоп Веня. Он единственный из всех не имел не то что научного звания, кажется, он даже среднюю школу и ту не закончил. Впрочем, копал отлично, за что и нанимался на раскопки регулярно.

— Веня, вы ошибаетесь, — сказал Граф. — Это благородный напиток, почти амброзия. Ну-ка подайте чашу моей даме.

Граф усадил Натащу рядом и даже приобнял ее за плечи.

Наташе дали алюминиевую кружку, Граф плеснул в нее вина, и Наташа спросила:

— За что пьем?

— Пьем за мою любимую! — сказал Федор.

— За Франческу? — уточнила на всякий случай Наташа, потому что любимые у Федора менялись ежегодно, если не ежемесячно.

— Да! За Франческу!

Портвейн выпили. Граф осоловело поглядел вокруг и сказал:

— Мы скоро найдем театр.

Это была вечная тема. Театр искали уже давно. Наташа приезжала сюда с двенадцати лет, с тех пор искать театр не переставали, впрочем, безуспешно. Каждый год Граф твердил, что теперь-то уж он точно знает, где искать, но каждый год оказывалось, что место выбрано неправильно.

— А я вовсе и не уверен, что здесь был театр.

Это, конечно, ляпнул Виктор.

Да, возможно, никакого театра на Ольвии не было, хотя каждый, даже самый маленький, полис в Греции имел театр, но дело не в этом. Виктор опять посягал на что-то куда более существенное, чем историческая правда.

— И из чего же вы это заключили, молодой человек? — снова вступил в бой Граф.

— Очень просто! — небрежно ответил Виктор, упрямо мотнув головой. — Это был пограничный городок. Какие уж тут театры!

— А я, знаете, по темноте своей об этом как-то не подумал, — язвительно улыбнулся Граф. — Мало того, я даже уверен, что театр здесь должен быть, как в любом полисе. И я даже знаю, что театр этот украшала скульптура Праксителя.

Последнее сообщение было новостью для всех собравшихся.

— Граф, откуда дровишки? — спросила Наташа.

— Да так, есть кое-какие косвенные свидетельства, — скромно потупился Граф.

Что тут началось!

— Ах ты, чертяка, — налетел на Графа Федор, — что ж ты молчал, конспиратор хренов!

Он начал в шутку мутузить Графовы бока, а ему помогала Наташа. Остальные тоже устроили Графу кучу малу. Граф хоть и был руководителем экспедиции, но права скрывать от своих друзей столь важное открытие не имел. За это и получал сейчас довольно увесистые тумаки.

— Пустите, уроды! Не троньте меня! — ныл Граф.

— Нет, вы поняли? — возмущался Андрей. — Он тут, понимаешь, в высшую мудрость играет, а мы у него пешки!

— Ну-ка, выкладывай,