Ирина Дедюхова ДЕНЬ ВСЕХ ВЛЮБЛЕННЫХ

А знаете, с чего это началось? Это началось с крика Серафимы Алимовны, ведущего конструктора нашей группы: «Заткнись идиот! Лучше за тестом в буфет сбегай, пока не разобрали!» И Андрей побежал…

Это было самое начало 80-х. Я вспоминаю этот крик, как полный писец и разгром отечественной архитектуры. В каждой группе расчетчиков болтался такой разгромленный, вернее, опущенный. Наш архитектор Андрей был гораздо лучше остальных. К тому же он был неженатым. В союзных республиках на «развитие национальной архитектуры» предусматривалось дополнительно 4 % от общей сметной стоимости объекта. В курортных городах, в Питере, Москве и городах-миллионерах Российской Федерации архитекторам выделялись масюсенькие премии, проводились карманные конкурсы, но в наших глухих военно-промышленных местах архитекторы на потоке блистали мало. Все мы гнали дешевую типовуху, нам было некогда.

После сдачи чертежей нашими группами нам их возвращали назад, испещренными отверстиями от групп электриков и сетевиков. Нам надо быстро откорректировать кипу уже сданных чертежей, а наш Андрей ломал руки… Вся его «архитектурная концепция решения внутреннего пространства» летела птицей чайкой после выполнения посреди помещения канализационного стояка и мало эстетичного подвешивания к потолку огромной вытяжной трубы. Нам его крики тоже были не в масть. Плевали мы на них и гнали штамповку. Но так, как унижала его наш ведущий конструктор, женщина-татарка, его вряд ли опустили бы так в тюрьме.

На архитектурное проектирование выделялось 8-12 % сметы. Как раз столько выделялось на эскизное проектирование. Дальше лежало непаханое поле нашей конструктивной работы, где все архитекторы только мешались под ногами.

Обычно архитекторы в наших группах спивались и того. Уходили от одной проектировщицы к другой. Творческие натуры — они совершенно не знали, куда себя девать. Они ходили для расчетчиков за сигаретами, в прачечную, держали очереди за обувью, за колбасой… Они подтачивали карандаши, прочищали рейсфедеры… Они ждали, когда их позовут оформить входную группу или кабинет начальству… А все посмеивались над ними. И в колхозы на сенокос и картошку первыми отправляли всех архитекторов. А куда их еще?

Но чтобы архитекторы не чувствовали себя одиноко, не замыкались в себе, им всегда выделялось помещение для «творческого союза», мастерские, где они рисовали голых девушек, выдавали профсоюзную денежку для встреч Нового года и автобус для коллективной пьяной поездки по грибы.

Да, началось именно с этого. И, вспоминая эти времена, я с запоздалым раскаянием думаю, вот эти 4 % на развитие «национальной архитектуры» и сыграли основную роль в сегодняшнем положении дел в проектировании. Нельзя было так поступать с отечественной архитектурой в угоду «дружбе народов». Нельзя было искусственно создавать «расцвет архитектуры» в союзных республиках, а у себя гнать на потоке дешевые коробки. Нельзя было своих «светочей архитектурной мысли» при этом за сигаретами гонять. Нельзя было доводить архитекторов до состояния люмпенов.

А потом, не мудрствуя лукаво, на западный манер все авторские права на проект закрепили за одними архитекторами, доля участия в проекте которых так и не превысила 12-ти процентов. И началось…

С одной стороны нас душили коммерсанты, отнимавшие с помощью нашего начальства этаж за этажом проектных институтов, с другой стороны встали архитекторы, поскольку теперь все деньги на проектирование шли теперь через них.

К сожалению, никто не становится лучше от внезапно приваливших денег, которыми надо делиться в невыгодной пропорции с расчетчиками, еще недавно зло издевавшимися над каждым неосторожным архитектурным словом о конструктиве сооружений… Просидев три года без зарплаты, из проектирования навсегда ушли самые крепкие головы. Буквально в два года архитекторы прикончили отечественную трех ступенчатую систему проектного контроля.

Вот тогда можно было с полным пониманием спеть: «Я у залеточки характер вызнала». По частным лавочкам архитекторы растаскивали государственные проектные институты. Большим спросом пользовались наши каталоги и типовики. Крошечная деталь не дала нам всем мирно сдохнуть — типовики не содержали расчетов. А привязка даже типового сооружения требует индивидуальных расчетов. Это очень не понравилось архитекторам, но деваться было некуда. Про каждого из них сразу же распространялся слух, насколько он обманул того или другого расчетчика.

— Вить, давай конструкцию кокошника пришпилим к стене? С отступом возникают моменты в заделке, стену придется шпилить насквозь, конструкция крепления усложняется, а это южный фасад, самый опасный… — ныла я.

— Смотри в эскиз и делай все по эскизу! Я так вижу! — гордо мне ответил архитектор Вова, надевая куртку. Заказ этот принесла ему я. За вшивую картинку — «эскиз», который сама же утвердила в управлении по архитектуре и градостроительству. Естественно, я тут же поступила в его полное распоряжение, почти в рабство. Его картинку мне надо было еще превратить в рабочие чертежи и сметы. Но Вову злить было нельзя, иначе Вова не отдал бы деньги.

После того как все было сделано, Вова устроил скандал. Над ним посмеялись за этот самый отступ, и он устроил мне разнос. Он отдал деньги только после того, как я нацепила злополучную картинку ему на нос.

«Я так вижу!» — этот гордое замечание архитекторов вызывало одно желание — звездануть говорящему по гляделкам. Нет, лучше от внезапно свалившихся денег они не становились. Этические комиссии в их «творческих союзах» работали бесперебойно. Они воровали друг у друга проекты, нарушали авторские права, переманивали заказчиков, обманывали и самих заказчиков, помогая другим захватывать площадку строительства… Интрижки, скандалы, жлобство… О проектировщиках все забыли. Архитекторы терпели возле себя только тех, кто при возгласе «Я так вижу!» почтительно прищуривал свои глаза, пытаясь разглядеть платье на голом короле.

У самих с конструктивным мышлением было негусто, их расчетный курс был в пять раз меньше нашего. Поэтому они не брезговали и у нас выудить забесплатно те идейки, которые тут же превращали в дорогостоящие картинки.

Это что! У нас появились архитекторы, на рабочих столах которых теперь лежали не их СниПы, не карандаши и бумага, а справочники по законодательству — они непрерывно судились с заказчиками. За дополнительные деньги, отсуживая и долю в новых объектах. «А что я буду с этого иметь?» — фраза, ставшая столь же крылатой среди архитекторов, как и фраза