света.

А затем прибыла помощь.

АА'. Нам повезло: рана Мэри оказалась не слишком серьезной. Пуля прошла навылет. Плечо заживало долго, но в остальном мои страхи были беспочвенны. Я узнал об этом в больнице. Врач вышел ко мне где-то через час после того" как мы приехали туда; напряжение отпустило, нахлынуло облегчение — немыслимое облегчение; голова закружилась, и меня вновь начало подташнивать., Время потекло с прежней скоростью.

Потом меня допрашивала полиция, Мэри долго объяснялась со своим начальством, после чего мы вдвоем отвечали на вопросы агентов ФБР (на все эти разговоры ушло несколько дней). Двое бандитов погибли — один от удара сферой в висок, второй от пули, — а третьего ранило ножницами. В ночь, когда все случилось, я излагал свои соображения, прокручивал пленки, однако до того, как рассвело, полицейские и не подумали отправиться на квартиру Джереми; естественно, когда они туда наконец заявились, его там уже не было.

На следующее утро, около десяти часов, я улучил момент, чтобы побыть наедине с Мэри.

— Ты нарушила обещание.

— Да. Я решила, что ты пошел к Блесингейму, и поехала туда, но в квартире никого не было. Тогда я поспешила к тебе на работу, поднялась на лифте на седьмой этаж, сразу услышала выстрелы, плюхнулась на пол, подползла к тому типу, которого ты прикончил, подобрала пистолет, а промедлила потому, что никак не могла разобраться, кто где. Ты молодец!

— А…

— Ты прав, я нарушила обещание.

— Я рад.

— Я тоже.

Наши руки соприкоснулись, пальцы переплелись, я наклонился и опустил голову на ее здоровое плечо.

СС'. Пару дней спустя я спросил у Мэри:

— Но что означали твои чертежи и при чем тут теорема Дезарга?

Она засмеялась, и меня словно вновь ударило током.

— Понимаешь, в мою программу нарочно включили множество геометрических вопросов, которые я послушно тебе задавала и одновременно старалась понять, что им нужно. А позже: как мне предупредить тебя. Если уж на то пошло, теорема Дезарга — единственное, что я запомнила из курса геометрии. Ты ведь знаешь, я занимаюсь статистикой, которой геометрические понятия ни к чему… Я чертила, чтобы привлечь твое внимание. В чертежах было зашифровано сообщение. Ты изображался как треугольник на первой плоскости, я — как треугольник на второй, нами обоими управляла точка проецирования…

— Я так и думал!

— Правда? А рядом с этой точкой я нацарапала ногтем крохотное "j", чтобы ты догадался, что Джереми — враг. Ты почувствовал букву?

— Нет. Я пропускал чертежи через ксерокс, а он такие пометки не берет. — Выходит, на моих чертежах отсутствовал ключевой элемент.

— Я все же надеялась, что ты ее обнаружишь. Глупо, конечно, во всяком случае, мы трое представляли собой три коллинеарные точки в плоскости, которая означала твои исследования.

— Ну и ну! — воскликнул я со смехом. — Ничего подобного мне в голову просто не приходило. Однако идея замечательная.

С. Впрочем, мне кажется, что чертежам присущ явно выраженный смысл. Точки (события) определяют, кто мы такие. Наши естества, недостатки и компенсации — характеристики равнобедренных треугольников, проецируемых друг на друга: одни параметры искажаются, другие подчеркиваются. Да. Фантастически сложная топология, сведенная к заурядным евклидовым треугольникам. Восхитительно.

СВА. Когда я рассказал обо всем Рамону, он засмеялся.

— Выходит, математик ничего не понял! Видно, было слишком просто.

— Не знаю, не знаю…

— Погодите. Вы велели своей подружке никуда не выходить, хотя предполагали, что в кабинете вас ждут эти мордовороты?

— Я не думал, что они меня ждут именно там. Однако…

— Погеройствовали, значит.

— Да уж.

Надо признать, я вел себя как последний идиот. Зашел чересчур далеко. Мне подумалось, что я потерпел поражение в царстве мысли, анализа и планирования — то есть там, где, как считал, был вполне компетентен, — да, потерпел сокрушительное поражение. А в физическом континууме, в области действий оказался достаточно удачлив — до известного предела, о котором не хочется и вспоминать (глухой удар сферы о череп, тусклое пламя зажигалки). Тем не менее, несмотря на пережитый страх, я радовался случившемуся, ибо, пускай на время, почти вырвался из мира текстов.

РОК. Возьмем две параллельные прямые и проследим до точки пересечения, точки в бесконечности. В новом осязательном пространстве.

Естественно, Мэри поправилась далеко не сразу. Похищение, зомбирование, перестрелка, наркотики, которыми ее пичкали похитители и которые она принимала сама— все это не могло не сказаться на ее здоровье. Она провела в больнице не одну неделю. Я приходил к ней каждый день, и мы разговаривали часами.

И опять-таки, естественно, нам потребовался какой-то срок, чтобы разобраться не только в отношениях с властями, но и в наших собственных отношениях. Что реально и постоянно, а что — результат случайного стечения обстоятельств? Попробуй-ка определить.

Возможно, мы так до конца и не разобрались, что к чему. Начало взаимоотношений сохраняется в памяти навечно. В нашем же случае мы узнали друг о друге то, что при иных обстоятельствах (и это, вероятно, было бы наилучшим исходом) никогда бы не произошло. Я догадывался, что и годы спустя, когда рука Мэри прикоснется к моей, буду ощущать те же первобытные страх и восторг, какие испытал при первом подобном прикосновении, и вздрогну, почувствовав таинственную близость неведомого… Порой, когда мы сидели рука в руке, вдруг чудилось, что вокруг бушует гроза, которая, может статься, оборвет наши жизни. Теперь мне ясно, что любовь, выкованная среди превратностей и опасностей, сильнее всякой другой любви.

Доказательство этого я оставляю читателю.

Перевел с английского Кирилл КОРОЛЕВ