такое.

— Уболтал, — согласился Кирсан, подумав, что перебить паршивый привкус во рту сладкой сгущенкой будет в самый раз, отодвинул шифер и полез внутрь.

Внутри, правда, царила почти что тьма. Он достал зажигалку и, подсвечивая, отыскал кассу, возле которой на специальном лотке лежали шоколадные батончики. Выбрал один, не глядя, распечатал, откусил… сразу же захотелось выплюнуть. Все равно что подслащенного пластилина полон рот набрал. Что за дерьмо. Кирсан положил надкушенный батончик на прилавок, пару раз споткнувшись, нашел полки с консервами и взял себе пакетик сгущенного молока.

Выбравшись наверх, он с сомнением осмотрел трофей. Две тысячи одиннадцатый год изготовления. Получается… сколько получается-то? Ведь даты он не знает, а сукин сын Святой говорить не хочет. Ладно же! Вот чему-чему, а вести допросы Кирсан, как профессиональный разведчик, умеет.

— Это, Игнат… А давно вся вот эта хрень приключилась? А то как-то странно получается, тут год указан — две тысячи одиннадцать. До четырнадцатого только три года.

— Можешь есть смело.

— Хм… Я как-то не уверен. Батончик попробовал съесть — он гаже, чем мои бисквиты. В связи с чем у меня два закономерных вопроса: сколько лет должен пролежать шоколад, чтоб так испоганиться? И второй — как так вышло, что тут полно жратвы, если армагедец случился не меньше трех лет назад?

Святой ухмыльнулся — широко и искренне:

— Почему я люблю военных — так это потому, что у них в голове одна извилина, да и ту фуражка надавила. Еще больше я люблю разведчиков: они точно так же тупы, как и все остальные, но считают себя умнее других. Я, конечно, понимаю, что тебе хочется все же дату узнать и ты пускаешь в ход свои шпионские штучки — потому для тебя, тупицы, так и быть, повторю. Я не знаю, какой нынче год. Последняя известная мне дата — две тысячи двенадцатый.

Кирсан сжал челюсти — но лишь на миг, профессиональный разведчик всегда контролирует себя и никогда не пойдет на поводу у собственной вспыльчивости. Новый знакомый не слишком-то вежлив, но парень рисковый, надо отдать должное. Вот так нахально, в глаза высказывает собеседнику — военному, человеку больше, выше и сильнее себя — крайне нелицеприятные вещи и при этом не дрожит за свои лицо и печень. С другой стороны, и Кирсану ссориться с ним очень не с руки: единственный проводник и информатор в этом бедламе. А провести воспитательно-рукоприкладное мероприятие можно будет и позже, если не образумится.

— И давно он был, две тысячи двенадцатый? Ну примерно?

— Лет пятьдесят назад, как по мне. Полегчало?

Кирсан сел на просмоленную крышу, скрестил ноги и спрятал лицо в руках. Пятьдесят лет. Это значит — его родителей и жены уже нет. Жена… Лиля. Вспомнил. Лиля… Ее уж точно нет. Святой, казалось, понимал, о чем он сейчас думает, и тоже молчал.

— Значит, с две тысячи четырнадцатого прошло примерно сорок восемь лет, — сказал Кирсан несколько минут спустя, — я понятия не имею, где провел это время и почему не постарел. В киоске журнал за восемьдесят шестой год прошлого века, на улице подбитый 'тигр'. Хотя единственный экземпляр, который еще оставался на ходу — в Англии. Ты точно ничего не хочешь объяснить?

Игнат лениво наблюдал за мертвецами, медленно бредущими к заправке:

— А что тебе объяснять? Ты сам уже нашел кучу нестыковок. Делай выводы.

— Анахронизм на анахронизме, словно времена перемешались! Эксперимент со временем пошел наперекосяк? Кто ты вообще такой?!

— Я? Я писатель. Фантаст. И — я такая же жертва, как и ты.

Кирсан мысленно сосчитал до десяти. Если он не врет — две жертвы это потенциальные союзники. Непонятно только, почему из Святого так трудно вытащить информацию.

— Слушай, Игнат… Должен быть способ выбраться отсюда. Мы с тобой не лампочки, а это место — не рот. И если попали сюда как-то — то и выпутаемся как-то. Ты сказал, что знаешь, как мы сюда попали…

— … И я знаю, что отсюда нет выхода. Смирись, разведчик. Мы оба попали. Просто ты пока еще не знаешь, насколько крепко.

— Так скажи мне, а не темни!

Улыбка Игната стала еще искреннее.

— Так неинтересно, приятель. Как ты думаешь, за каким лешим я тебя отыскал? Для чего я ошиваюсь в столь вредных для здоровья местах и выслеживаю чудаков, за которыми бегают толпы зомби? Ответ простой — потехи ради. Тут вообще с увеселениями очень туго — каждый развлекается, как может. Я вот ищу новичков и наблюдаю, как они постигают ситуевину. Меня забавляет процесс, а особенно — тот момент, когда до них, наконец, доходит. И военные в этом плане — лакомый кусок. Они соображают медленно, удовольствие растягивается.

— Ты садист, что ли? — возмутился Кирсан.

— В десяточку. Это одна из причин, почему я здесь. Ладно, так и быть, дам подсказку. Никакого конца света не было. Никаких экспериментов со временем не было. И перемешивания времен не было. Потому что если бы дело было в манипуляциях со временем — это не объясняет, откуда зомби взялись. И ты, как разведчик, мог бы и сам догадаться.

Кирсан внезапно подумал, что в городе не видел ни единой вывески, ни единого знака, ни одной таблички с названием улицы на домах. Он, конечно, не очень-то и смотрел, но разведчик особо обучен такие детали запоминать. И вот сейчас не может вспомнить ничего подобного — значит, не видел. Но способ узнать местонахождение все-таки есть. Заставить Святого подыграть — раз плюнуть.

— Ладно, раз ты хочешь развлечения — развлеку тебя. Давай поиграем в казаки-разбойники, я казак, ты пойманный разбойник. Я задам тебе пару простых вопросов, а ты честно ответишь, да или нет.

Игнат с неподдельным интересом выслушал это предложение и устроился на рюкзаке поудобнее.

— Договорились. Задавай.

— Мы в Великобритании?

— Нет.

— Где-то в районе Кубинки?

— Нет.

— США или Франция?

'Разбойник' ухмыльнулся:

— Это уже третий вопрос, хотя ты говорил о паре. Но ладно. Нет.

Кирсан тоже ухмыльнулся:

— Ты солгал, отвечая на один из этих трех вопросов.

— Ну-ну. И почему же ты так решил?

— Панцеркампфваген 'Тигр' — единственное, за что я могу зацепиться. Один такой стоит, подбитый, менее чем в километре отсюда. Единственный 'тигр' на ходу сохранился в Бовингтоне. Еще три в хорошем состоянии, которые можно отреставрировать — Кубинка, Сомюр во Франции и Абердинский полигон. И если ты сказал правду, что никаких пердимоноклей со временем не было — мы можем находиться только неподалеку от одного из этих четырех мест. 'Тигры' ведь своим ходом неважнецки ходили.

— Дай угадаю. Твой расчет базируется на том, что на всей Земле осталось лишь четыре таких танка, пригодных к