рос сочный зелёный мох. В жару, бывая в таких местах, Олег снимал сапоги, остужал ноги в его мягкой прохладе...

Наконец дружинники подъехали к Новгороду. У открытых городских ворот их встретил отрок лет шести в рубахе зелёного шёлка, подпоясанной кручёной тесьмой, в штанах тёмного бархата, вправленных в высокие, красного сафьяна, сапожки. Был отрок глазаст и худ, гладкие светлые волосы спадали до плеч. Он улыбался. Олег соскочил с седла, потрепал отрока по волосам:

   — Ждал, княжич Игорь?

   — С дозорной башни узрел, как ты из леса выехал.

   — А я тебе подарочек знатный привёз. То-то удивишься!

И, остановив первый воз, Олег достал из-под вороха холстов серого лобастого щенка.

   — Волчонок! — обрадовался княжич.

   — Вырастет — товарищем будет, а дичиться начнёт, в лес уйдёт — ты его не держи. Волки неволи не любят.

Передал повод гридню, зашагал вместе с Игорем к Детинцу.

   — Хвались, как учение одолеваешь?

Княжич, прижав к груди волчонка, ответил немногословно:

   — В ристалищах^[22] преуспеваю, Ратибор доволен, а в цифири и буквицах хуже. Не люблю костью по бересте царапать значки всякие.

Олег нахмурился:

   — Ты, княжич Игорь, каждодневно помни, какого ты рода и каково твоё предначертание. Ты един Рюрикович, и я твоему отцу обещал и Вотану клялся, что от тебя на Руси начало пойдёт роду княжескому. Чать, слышал рассказы гостей царьградских?

Их государи книжно премудры, оттого их царство процветает.

   — Но ты, Олег, не ведаешь грамоты, ан это не помешало тебе заставить повиноваться и новгородцев, и словен, и мерю?

Олег остановился, положил ладонь Игорю на плечо:

   — В твоих словах правда, но разве только в мече и дружине сила? Нет, она и в разуме! А разум без учения что хлеб без опары. О том помни ежечасно. Ладно ужо, иди корми своего волчонка, вишь как он тебе палец обсасывает, а я велю баню топить.

На просторном поле сразу же за городской стеной, где по весне новгородцы косили траву на сено, в один из погожих осенних дней гридни учинили ристалище, славяне и варяги показывали искусство боя. Сойдутся отрядами либо один на один, звенят мечами, отражают удары, защищаются, выставив из-за щитов копья. А конные русичи ещё и в удальстве похвалялись. Потом разили неведомого врага стрелами. В единоборстве выявляли сильнейшего, а к вечеру устроили пир, на кострах жарили мясо дикого вепря и молодого тура, пели песни, пили хмельной мёд и пиво, плясали.

К Олегу подсел ярл^[23] Гард, снял с огня кусок мяса, разрезал его пополам, протянул Олегу. Внутри оно было ещё с кровинкой, но ярл ел с наслаждением, а когда прожевал, сказал:

— Со смертью Рюрика ты наш конунг. Но ответь, зачем мы шли на Русь? Я и мои товарищи так же бедны, как в тот день, когда Рюрик позвал нас в эту землю. Вот и ты, воротившись из полюдья, разве привёз нам гривны или скору^[24], какую мы продали бы на торгу? И снова нет! Знаешь, конунг, нам надоела такая жизнь, и мы давно уже не видели врага. Мои викинги хотят уйти от тебя. Паруса наших драккаров давно не наполняли варяжские ветры.

От гнева у Олега перехватило дыхание, но он не подал виду:

   — Ты покидаешь меня, ярл, когда самое трудное позади. Вас, норманнов, со мной мало, а с вашим уходом останется совсем немного.

   — Не держи на нас зла, конунг, отпусти. Сначала мы отправимся на родину, в Упландию, повидаем своих жён, и кто ведает, может, ещё вернёмся и, если пожелаешь, пристанем к тебе. Мы покидаем Гардарику, но оттого твоя дружина не ослабнет, ибо к тебе пристали воины-славяне. Их у тебя больше, чем викингов. Ты не станешь удерживать нас, как не держал Рюрик Аскольда и Дира^[25].

Олег долго молчал, смотрел на первые звёзды. Они были редкие и высокие. Наконец сказал:

   — Как ни тяжко мне, ярл, но пусть будет по-твоему. Вы возьмёте драккар и погрузите в него всё, что есть у меня, дабы не было обиды, не говорили вы, что Олег-де вас обидел. Но если вы надумаете вернуться, я приму вас...

Настал час отплытия. Викинги торопились: предстояло до морозов выйти в море Варяжское. Они всходили на драккар в броне и рогатых шлемах, и вскоре их щиты уже висели вдоль бортов. Олег поднял руку, прощаясь, подняли руки викинги и русичи. Длинные вёсла разом загребли воду, и драккар медленно отошёл от причала, а когда повернул по течению Волхова, взметнулись цветные паруса из толстого полотна. Ветер наполнил их, и судно, вздрогнув, поплыло, разрезая воды Волхова.

Воевода Ратибор промолвил:

   — Не станем судить их.

Олег промолчал, отправился в Детинец.

К концу листопада месяца^[26], когда осыпался лист и редкие иноземные гости, с запозданием возвращавшиеся из Скирингсааля, бросали якоря в Волхове, затихал шумный торг, а люд новгородский благодарил Перуна, что был к ним милостив.

На восходе солнца народ сошёлся на капище, где главный жрец, седой старик с сухим, изрезанным крупными морщинами лицом и редкой бородой, бессвязно выкрикивал языческие заклинания, а его помощник уже разжёг жертвенный огонь.

На высокой ноте жрец оборвал вопль, наступила тишина, и тогда другие жрецы привели черношёрстного быка. Он ревел, гнул к земле голову, упирался. Его подтащили к Перуну. Главный жрец неуловимым движением маленького треугольного ножа ударил быка пониже рогов, и тот, рухнув на колени, завалился на бок. Тотчас помощник жреца перехватил быку гортань, и тёмная густая кровь щедро хлынула на жертвенный огонь. Люд завопил радостно, потрясая поднятыми руками, а серебряноголовый усатый идол невозмутимо взирал на беснующуюся толпу широко открытыми глазами.

Олег не осуждал русичей: они поклонялись своему богу Перуну. Тот был всегда с ними. Как бог норманнов Вотан, отец богов и людей фиордов, даёт своим сыновьям силу и удачу в походах на море и суше, так и Перун помогает русичам. Не потому ли непобедимы варяги и русы?

Покинув капище, Олег пошёл берегом Волхова. Солнце давно уже подкатывалось к зениту, и народ медленно расходился с жертвенного холма. Олег шёл задумавшись. Отъезд Гарда его омрачил: норманны хорошие воины, но они пришли на Русь за добычей, а он, Олег, не позволял им разорять славян, ибо у него иная цель. Значит, ни Гард, ни его товарищи не поняли замысла Олега.

Насильно викингов не удержать, они вольны в своей судьбе. Не так ли поступили Аскольд и Дир, покинув Рюрика? Теперь они княжат в Киеве. Побывавшие там новгородские торговые люди рассказывают: город тот на холмах, Подолом спускается к Днепру. Собирает Киев дань с племени полян и с торговых гостей, которые плывут мимо него.

Слушал Олег купцов, и город этот манил его. Коли речь пойдёт об