Литвек - электронная библиотека >> Людмила Петровна Козинец >> Научная Фантастика >> Домовой >> страница 4
лепечут. Ну, я встал. Фонарик зажег, осмотрелся. Нет никого. Думал, почудилось. Лег. Снова плачет. Часа два искал, весь дом перерыл. Наконец за печкой, в груде тряпья, нашел. Испугался сначала: я ведь хоть и ботаник, но про животных тоже кое-чего понимаю. А тут такое. Но тогда не до рассуждений было. Жалко стало. Взял я Кузю, укутал как следует, горячим молоком напоил. Отогрелся он, притих. По дыханию слышу — уснул. Разглядел я его, точно — не видел такого никогда. Но в то же время знакомое что-то почудилось. Дня через два лучше ему стало. Я его малиной поил, липовым цветом. Такое существо оказалось — все покорно глотает, а глазища жалостные и смотрит, словно просит: не бросай меня, я маленький, плохо мне. Ну как же бросить? Перебрался я сюда, заимку эту отмыл, протопил, обиходил. И зажили мы вдвоем. Кузя поправился, потолстел, шерстка заблестела. Пробовал я кошку принести, думал — компания ему будет. А кошка только на порог — шерсть дыбом, из ноздрей чуть не искры. Фыркает, горбится. Не стала у нас жить, ушла. А я все пытался определить, что за фрукт — Кузя. Книжками обложился. И вот есть одна бредовая идея…

— Лискин, — перебила Вера, — а почему ты его домовым зовешь? Ясно же, что это либо какое-то редкое животное, либо вовсе неизвестное.

— Тут не все так просто, Вера. Я много читал, думал. Что такое домовой?

— Мне кажется, что это символ. Ну, образное воплощение домашнего очага, мира в семье, покоя, уюта. Когда в доме все идет наперекос, говорят, что домовой рассердился. Говорят, он не любит плохих хозяек, бьет им посуду, портит продукты. Но это же понятно: если хозяйка плохая, так у нее и посуда из рук валится, и молоко в плохо промытом бидоне или невыжаренной корчаге киснет. Какой уж тогда в доме покой и уют?

— Это все правильно. Но это у тебя от начитанности, от литературы. Домовой — символ. Но в фольклоре он обрисован как реальное существо. Я когда этим заинтересовался, много баек всяких прочитал. И постепенно у меня сложился образ, похожий на Кузю. Живет вот такое в доме, его кормят, стараются не пугать. Кузя понимает, что от людей зависит его хорошая жизнь, поэтому старается не нарушать равновесия. Может, бродит по ночам в курятнике и конюшне, хоря и ласку отпугивает. Образ жизни у него явно ночной, глаза-то какие. Вот такой симбиоз получается. А существо очень неглупое, в тех же сказках описано, как домовой умудрялся получать от хозяев все, что ему было нужно.

— Но что же это такое, Саша? Я и не слышала никогда о таком существе.

— Ну как же не слышала, о домовом-то знаешь? А другого названия у него нет.

— Но по-научному оно как-то называется? Или науке такой зверь неизвестен?

— Не называй его зверем. Хотя он будто и животное, но мне все кажется, что много больше, чем животное. Я вот теперь на каждый такой дом смотрю и думаю — а если и там жил маленький домовой? А домов таких все больше, целые деревни пустеют. Можем потерять весь народец, даже не открыв как следует. Да и сколько можно терять? Пора и спасать.

— Да, Саша. Я помогу… Я буду искать.

— И мне очень приятно, что Кузя тебя признал. Он бы к плохому человеку на руки не пошел. Не из-за пирогов же, — он у меня сытый. Чуткое очень существо…

— Как дитя.

— Потому мне и не понравилось, когда ты его зверем назвала. Знаешь, я читал, что в одной деревне домового даже говорить научили.

Они замолчали. На лежанке, укрытое пуховым платком Веры, сладко посапывало серебристое существо.