Козинец Людмила КОГТИ АНГЕЛА

…«По небу полуночи ангел летел, и грустную песню он пел». Ну, плагиат, конечно. Но нельзя удачнее выразить словами зрелище, которое можно было наблюдать с южного отрога Змеиного хребта на закате одного из дней незабываемого июля. В сумеречном небе дрожала бледная еще Полярная звезда, похожая на туманное световое пятнышко от тусклого фонаря на глади тихой затоки.

И вот со стороны звезды, держа курс к экватору, по темной лазури небосвода медленно скользил белый ангел. Его серебристые крылья мерцали розоватым отблеском исчезнувшего за горизонтом солнца. Последние лучи дневного светила огненными искрами горели в золотых гиацинтоподобных кудрях ангела. Он и впрямь пел грустную песню. Чем объяснить такое совпадение с классическим текстом? Может быть, у ангелов имеется обыкновение шнырять вольным эфиром с песней и хрустальной лютней в изящных перстах?

Ну, как бы там ни было, он летел и пел, возвышенно не замечая происходящего на грешной земле, устремив очи горе.

Дивной красоты было зрелище, чего не мог не почувствовать старый мудрый Дракон, который нежил свои дряхлые кости в прогретой за день шиферной складке горного отрога. Как бы отреагировали мы, узрев летящего ангела? Ну, глянули бы на него, пожали плечами и вернулись к своим обычным занятиям. Летит себе ангел и летит оттуда сюда по своим собственным делам.

Но дракон, как выше сказано, был стар, и значит, — сентиментален. Поэтому вид безгрешного посланника небес вызвал у него судорожные вздохи, скупую слезу и печальные сожаления.

«Вот, — подумал Дракон, — истинно совершенное и счастливое творение Господне. Ни страх, ни ненависть, ни любовь, ни голод, ни корыстолюбие не терзают его безгрешную душу, и разум его обращен к высотам познания, к безупречной гармонии. И нет в его равновесной сущности места для страстей, вечно обуревающих жалких обитателей сей юдоли скорбей».

С этой огорчительной мыслью Дракон обратил тоскующий взор в долину, где, завершив дневные заботы, многочисленное племя драконов готовилось отойти ко сну.

Дракон увидел, как под миртовым кустом трое сопливых еще подростков с плотоядным ржанием вышибали днище из славненького толстенького бочоночка. Вскоре к ним присоединился четвертый, который приволок украденного из стада барашка. Старец с неодобрением наблюдал, как юные Дракоши рвали когтями и клыками животное, вымазав довольные морды кровью, как они осушали бочонок, как возникла вялая, но отвратительная потасовка гонялись за почтенной драконессой — и в конце концов захрапели под миртовым кустом, совершенно утратив драконий облик.

«Сколь это непотребно, — подумал Дракон. — Куда катится наше славное племя? Как низко и неправедно мы живем! Необходимо действовать, дабы древний народ наш смог достичь горного сада, всеобщей гармонии и счастья».

Надо сказать, что этот старый Дракон был не просто дракон — иначе откуда бы в его огромной шишковатой башке могли завестись столь глубокие мысли? Был он правителем драконьего народа, королем этой обширной и богатом страны, и титул его звучал так: Его Великое Змейство Дракороль Восьмой.

Правил он с незапамятных времен, к власти привык, как к собственному хвосту, а посему твердо знал, что даже самые туманные умопостроения его многодумной головы должны быть претворены в жизнь.

С этим намерением он и вернулся в прохладные покои своего беломраморного дворца. Там он испил ежевечернюю чашу настойки желчи завистника на гробовых змеях (весьма способствует пищеварению), отчитался о самочувствии почтительному лейб-медику и призвал к себе Секретарь-Советника. Тот вошел с озабоченным видом, держа под левым крылом сафьяновую папку с текущими бумагами. Но Его Великое Змейство от бумаг отмахнулся, что Секретарь-Советника не удивило. Зато удивил его последующий разговор.

Дракороль Восьмой, томно прикрыв глаза желтыми кожистыми веками, капризно протянул:

— Чешуйчатый мой, нам чрезвычайно надоело, что в саду произрастают эти безобразные кривые колючие кактусы. Немедленно выкинуть сию гадость.

— Слушаюсь!

— Уберите камни, привезите тучную плодородную землю…

— Слушаюсь!

— И посадите там… э-э-э… садите там… Вот интересно, а что произрастает в садах Эдема?

— Виноват, где?

— В садах Эдема, бестолочь!

— Не могу знать…

— Так узнайте! И вообще, приготовьте мне на завтра небольшой меморандум про сады Эдема, горний град и про ангелов. С иллюстрациями!

Сомнамбулой выполз из кабинета несчастный Секретарь-Советник, называемый при дворе просто СС — для краткости. В приемной он сел на хвост и долго отдувался. Над ним предупредительно склонился начальник караула Драбер.

— Старик, кажется, того… — прошептал СС, позабыв об осторожности. Ангелов требует…

— Вызывать группу захвата? — деловито осведомился Драбер.

— Ты-то хоть с ума не сходи! — взмолился СС. — Академика мне сюда, быстро!

Доставили встрепанного седенького дракошечку, самого главного академика, которого звали Драфим.

— Что у вас есть по ангелам? — набросился на него уже пришедший в себя СС.

— Стихи-с…

— Ч-то?

— С вашего позволения, акафисты, молитвы, песнопения, утопии, сонеты, баллады, рондо, сонеты наверле, альбы и канцоны…

— Это что, все у нас? — профессионально подобрался Драбер.

— С вашего позволения, нет-с. Зарубежная, так сказать, литература, фольклор-с. А у нас откуда? У нас ангелами только хиленьких драконят дразнят-с. Да меня самого в розовом детстве, хи-хи-с…

— Тоже мне, ангелочек, — свирепо прошипел СС. — Вот что, Драфим, завтра, где-то к полудню, когда Их Великое Змейство соизволит обратить свой милостивый взор к государственным занятиям, чтоб у меня в когтях были компактные материалы об ангелах и все такое. Ясно?

— А как же-с… Позвольте телефончик, мы это сейчас…

Драфим произвел несколько звонков, благополучнейшим образом свалив всю работу на плечи референтов.

Бдительный Драбер академика из приемной не выпустил, но снизошел к его сединам: велел принести стаканчик яда гюрзы, плед и подушки. СС нервничал всю ночь, мерял шагами приемную и мучительно припоминал все, слышанное про ангелов. Вспоминалось нечто несуразное и малоутешительное. СС от души надеялся, что память его просто ошибается.

Утром на балкон лихо спланировал бравый курьер академии. Он вручил Драфиму груду бумаг, щелкнул когтями по паркету и отбыл.

СС яростно набросился на бумаги, быстренько раскидав их на три равные стопки.

— Так, — сказал он, возлагая когтистую лапу на одну из них, — это мы покажем Его Великому Змейству в первую