Кристофер Джон МОЛОДОЕ ВИНО

По парку коричневым, красным и золотым снегом летела листва. Эллен шла, по привычке слегка загребая листья ногами. Был конец октября. Они брели меж стволов прямо в туманный закат.

Она начала первой, чтобы прервать затянувшуюся паузу:

— Больше всего люблю это время года.

Он бросил на нее настороженный взгляд. Она шла чуть наклонясь вперед, очень серьезная; он знал, о чем она думала.

— Этим ты меня не возьмешь, — сказал он. — Я знаю, чего лишаюсь, и на какой долгий срок, тоже знаю.

— Восемь лет, — шепнула она и вздрогнула. — Восемь лет без смены времен года, без рассветов и закатов. Восемь лет искусственного воздуха, искусственной пищи и заключения в металлической трубе длиной в пятьдесят ярдов.

— Пятьдесят пять.

Она сердито отозвалась:

— Пускай пятьдесят пять. — Они достигли вершины подъема. Она остановилась и глубоко вздохнула. Его ноздри вдыхали запахи осени и на какое-то мгновение воображение победило — а вдруг действительно цена слишком высока?

Эллен сказала:

— И все это-за нечто неощутимое, за ничто?

Ее слова вернули ему силу.

— Нет, ты не права. Одно безусловно стоит другого.

Тихо, но достаточно громко для того, чтобы быть услышанной, она уронила:

— Даже стоит того, чтобы потерять меня?

Они стояли рядом и он обнял ее. Он сказал:

— Ты отличный биолог. Я мог взять тебя с собой. И сейчас еще могу. Все зависит от тебя.

— Думаю, я трусиха, Хол. Не выдержу. Дело не в опасностях, а в долгих годах ожидания, в однообразии. Не вынесу. Вспомни, я же родилась в лесах. Этот год жизни в Нью-Йорке почти убил меня, а ведь тут можно даже встретить траву и деревья. Но есть и другая причина. Я не хочу столько лет ждать появления ребенка.

Он отпустил ее.

— Ну вот, — сказал он, — оба мы упрямцы. — Засмеялся и продолжил:-Передай от меня привет своей праправнучке. Может, я на ней женюсь.

Она покачала головой. В сгущаемся сумраке выражение ее лица было неразличимо.

— Фактор времени, — сказала она. — Это точно? Я не знаю математики, но мне это кажется фантастикой.

— Я мог бы изложить тебе теоретические основы, но это будет тратой времени, которого у нас и без того мало. Но дело это вполне реальное. Применительно к нашему путешествию отношение примерно двенадцать к одному. Для нас — восемь лет, для мира, который мы оставим-столетие. Мы вернемся в конце апреля 2129 года. Сейчас это наиболее вероятный вариант расчета.

— И все, кого вы знаете сейчас, тогда будут мертвы…

Его легкомысленный ответ совершенно не отражал истинных чувств:

— Будут другие. Например, твоя праправнучка. Мы с ней назовем нашу дочку Эллен.

— Для вас в 2129 году жен не будет. — Она сказала это глухо, без выражения. Он посмотрел на нее с любопытством.

— Ты в этом уверена, да? А почему?

— Потому, что это будет совсем другой мир. Вполне возможно, что, вы действительно вернетесь со славой отважных звездопроходцев. Возможно, потомки дадут вам медали и награды. Но жизней своих они с вами не разделят. Даже если и захотят, то все равно не смогут. Для телепатов нетелепаты будут чем-то вроде зверей из зоосада.

Теперь он понял:

— Твой проект икс? Значит, дело идет?

— Мы строим генераторы.

Он присвистнул:

— Ты скрыла это от меня. Боялась, я выдам?

Она улыбнулась:

— Ты был слишком увлечен собственным проектом, чтобы беспокоить тебя нашим. Да и проболтаться мог. В шутку, конечно, я ведь знаю, что всерьез ты его не принимал.

— Еще бы! Мне он казался безумным.

— А полет к Проциону и обратно-не казался?

— Один-ноль в твою пользу. Я просто зазнался.

— Это не только зазнайство. Тут еще и газетная шумиха.

Они начали печатать ваши биографии и статьи об «Астронавте», начиная с того момента, как его киль был выведен на сборочную орбиту. Все интересовались вашими делами и этот интерес вселял в тебя уверенность. Мы же стояли на рубеже переделки всей природы человека и нам шумиха могла только повредить.

Он тихо сказал:

— Расскажи мне об этом теперь.

— А вот это уже зазнайство! Мне, значит, математика, относящаяся к твоему полету, недоступна, а ты думаешь ухватить принципы мутационной генетики за один-единственный урок?

Он взял ее под руку.

— Не обижайся. У нас так мало времени. А вы и в самом деле можете создать линию телепатических мутантов, которая постепенно вытеснит нас?

— Нет. Больше того, гораздо больше! Мы собираемся изменить род человеческий сразу, одним ударом. Не будет конфликта между старой и новой расами, во всяком случае серьезного конфликта. Ибо новое-это дети прежнего. Все дети без исключения.

Она пошла быстрее, и ему пришлось прибавить шаг, чтобы не отстать.

— Это труд Древитта — он заложил основу. Мы — остальные — лишь добавили кое-какие мелочишки. Сама идея возникла у него под влиянием чтения статей, опубликованных группкой псевдоученых мистиков середины XX века, занимавшихся так называемой дианетикой. Само по себе это учение было просто еще одним религиозным культом, но они установили, что ребенок во чреве матери способен улавливать ее настроения. Это было нечто такое, что, окажись оно правдой, открывало перед психологами целый новый мир. Древитт был эмбриологом. Вероятно, он знал о человеческих эмбрионах больше кого-либо другого на свете. Я тебе даже сказать не могу, как далеко он продвинул эмбриологию.

Ветер с востока становился все холоднее, сырая ночная тьма уже сгустилась.

— Я никогда не слышал об этом, — заметил он.

Она с некоторой горечью засмеялась.

— Еще бы! Первые полосы газет занимает астронавтика! Бактериология получает большую Прессу тогда, когда открывают новый антибиотик. Но только эмбриологи читают про эмбриологию. Древитту повезло, как иногда везет — первоклассным теоретикам. Он работал с обезьянами, подвергая их различным дозам гамма-облучения. Получил уйму уродов, но получил и пару близнецов, которые явно общались между собой, не прибегая ни к звукам, ни к жестам. Облучение, им примененное, как бы предотвращало естественное подавление телепатии, которое происходит, как правило, при рождении ребенка.

Он слушал очень внимательно.

— Обезьяны, — сказал он, — это одно, а люди-совсем другое.

— Ты думаешь, Древитт этого не знал? Его помощником был человек по фамилии Уайттейкер…

— Артур Уайттейкер? Я учился с ним в колледже.

— Да. Он был женат. Его жена тоже работала в этой группе. Она убедила его…

— Боже! — воскликнул он в ужасе, — неужели…

Она повернула голову, чтобы заглянуть ему в лицо, но теперь было совсем темно, и он почти не видел ее глаз. — Герои