она — Грузчики сейчас будут подымать мебель по лестнице. Я спустился вслед за ней. Новизна дома уже начинала меркнуть. На некоторых ступеньках под нашими ногами уже отошла краска. Мебель уже была в гостиной, а ковер, навернутый на бамбуковую палку, стоит в углу, готовый к тому, чтобы его развернуть, как только грузчики закончат. Мама стояла посреди комнаты. На лице у нее были следы грязи.

— Может быть я могу что-нибудь сделать, мама, — спросил я.

Я услышал, как Мириам презрительно фыркнула сзади меня. Она не любила мальчишек и считала, что они ни на что не годятся. Я разозлился.

— Ну, мама, же? — повторил я.

Мама улыбнулась мне. Когда она улыбалась, у нее смягчалось лицо. Мне нравилось, когда она мне улыбается. Она положила мне на голову руку и взъерошила мне волосы. — Нет, русачок, — ответила она. — Отчего бы тебе не пойти на улицу и не поиграть там? Я позову тебя, когда ты мне понадобишься.

Я улыбнулся ей в ответ. Я знал, что у нее хорошее настроение, раз она называет меня русаком. Я также знал, что Мими при этом сердится. Только у меня в семье русые волосы, у всех остальных они были темные. Папа иногда поддразнивал маму по этому поводу, и она всегда сердилась непонятно почему.

Я сделал Мими рожу и пошел на улицу. Грузчики уже разгрузили машину, и на дороге было много мебели. Я постоял там некоторое время, наблюдая за ними. День был теплый, негр снял рубашку, и видно было, как мускулы ходят у него под кожей. Пот тек у него по лицу, потому что большую часть работы выполнял он, а второй мужчина все время разговаривал да указывал, что надо делать.

Немного погодя мне надоело смотреть на них, и я стал глядеть в другую сторону квартала по направлению к углу, мне хотелось узнать, что же у нас по соседству. Меня заинтересовали открытые поля на задворках моего дома, которые я высмотрел из окна. В старом районе не было ни одного пустого участка, одни только большие уродливые многоквартирные дома.

Сквозь открытую дверь дома было видно, что мать занята, и когда я спросил, нельзя ли мне прогуляться до конца квартала, она не ответила. Я спустился с крыльца, направился на угол, чувствуя себя довольным я гордым: у меня такой чудный дом, и денек прекрасный. Мне захотелось, чтобы все мои дни рождения были такими же.

Как только я завернул за угол, то сразу услышал испуганное повизгивание собаки. Я посмотрел в том направлении, откуда слышался звук, но так и не понял, откуда же он доносится. В ту сторону я и пошел.

Окрестности только-только начинали приводить в порядок. Их называли Гайд-парк, это в районе Ист-Флэтбуш в Бруклине. Я пошел вдоль улицы с недостроенными домами, их обнаженные белые деревянные каркасы сияли на ярком полуденном солнце. Я пересек следующую улицу, и дома остались позади. Здесь было только чистое поле. Испуганный лай собаки теперь стал несколько громче, но я все же не мог определить, откуда он доносится.

Странно, как на открытом пространстве далеко разносятся звуки. Там, где мы жили раньше, у аптеки, которую держал отец, нельзя было расслышать даже того, что происходило сразу за углом. Поле в следующем квартале еще не было засыпано и представляло собой ничто иное, как глубокую пустую котловину от одного угла до другого. «Как только эти котловины засыпят, подумал я, — так сразу же начнут строить и здесь.»

Теперь стало понятно, откуда доносится визг собаки, это было через квартал отсюда. Я увидел двух мальчиков, стоявших там на краю котлована.

Они смотрели куда-то вниз. Собака, должно быть, свалилась туда. Я ускорил шаг и через несколько мгновений уже стоял рядом с мальчиками. Небольшая коричневая собачонка визжала, пытаясь выкарабкаться по склону котловины.

Ей удавалось преодолеть только часть пути, затем она соскальзывала и падала на дно. Вот тогда-то визг был громче всего, когда она скатывалась вниз. И оба мальчика при этом начинали смеяться, непонятно почему. Мне же это вовсе не казалось смешным.

— Это ваша собака? — спросил я.

Оба они повернулись, посмотрели на меня, но ничего не ответили. Я спросил снова. Больший из мальчиков спросил: «А кто спрашивает?» Что-то в тоне его голоса испугало меня. Он был совсем недружелюбен.

— Я же просто спросил, — сказал я. Он подошел ко мне, слегка покачиваясь. Он был больше меня.

— А я сказал «Кто спрашивает?» Теперь его голос стал еще грубее. Я отступил назад. Зря я ушел из нового дома. Мать ведь только велела не мешать, пока грузчики не кончат вносить мебель в дом. — Это ваша собака? — спросил я, стараясь улыбнуться так, чтобы голос у меня не дрожал. Большой мальчик приблизил свое лицо ко мне. Я твердо посмотрел ему в глаза, — Нет, — ответил он.

— А-а, — протянул я и повернулся снова, глядя на собачонку. Она по-прежнему пыталась выкарабкаться по косогору. Голос мальчика прозвучал у меня над ухом. — Ты откуда? — спросил он. — Что-то я тебя не видел здесь раньше. Я снова повернулся к нему. — Восточная сорок восьмая улица. Мы только что переехали. В новые дома. Мы переехали первыми во всем квартале.

У него было мрачное и хмурое лицо. — Как тебя зовут? — спросил он.

— Дэнни Фишер, — ответил я. — А тебя?

— Пол, — сказал он. — А это мой брат, Эдди.

Какое-то время мы помолчали, глядя на собаку. Она преодолела примерно полпути и свалилась вновь.

Пол засмеялся. — Смешно, сказал он. — Этот глупый щенок и понятия не имеет, как выбраться оттуда. — Ничего смешного, — сказал я. — Бедная собачка может вообще не выбраться оттуда.

— Ну и что? — фыркнул Пол. — Так ей и надо, раз уж она туда свалилась.

Я промолчал. Мы постояли еще на краю обрыва, глядя вниз на собаку. Я услышал какое-то движение с другой стороны от себя и обернулся. Это был Эдди. Он был меньше меня. Я улыбнулся ему, и он улыбнулся мне в ответ.

Пол обошел вокруг меня и остановился рядом с ним. В его поведении было нечто такое, что мы оба перестали улыбаться. Эдди выглядел немного виноватым. Интересно, с чего бы это?

— В какую школу ты будешь ходить? — спросил Пол.

— Не знаю, — ответил я. — Наверное в ту, что около Ютики, на авеню Д.

— В какой класс?

— Четвертый А.

— А сколько тебе лет?

— Восемь, — с гордостью ответил я. — Сегодня у меня день рожденья.

Поэтому мы и переехали. Папа купил мне дом в подарок на день рожденья.

Пол презрительно хмыкнул. Видно было, что он не поверил. — Ты шустер, а? Ты пойдешь в мой класс, а мне девять лет.

— Ну, я пропустил третий В, — как бы извиняясь объяснил я.

Глаза у него похолодели и стали злыми.

— Ты будешь ходить в Святое Сердце?

Я удивился.

— А что это такое?

— Церковь Святого Сердца, — ответил он. — Около Трои.

— Нет, — ответил я, покачав головой.

— Священный Крест? спросил он, — Это большая