тотчас омрачилось, ибо за исключением изрешеченной башни Святого Ламберта^{14}, стоящей на берегу реки, и в его родном городе осталось не так уж много красот, которыми можно любоваться. Вот Оберкассель^{15} война пощадила, и он сохранил привлекательность! Что странно. Может, благодаря какой-то нейтральной стране между владельцами вилл на левом берегу Рейна и Королевскими военно-воздушными силами было достигнуто соглашение, что этот фешенебельный район не станут бомбить? Ради позднейшего взаимопонимания между индустриальными баронами и представителями оккупационных властей? Господин Фридеман, во всяком случае, в свое время голосовал за Социал-демократическую партию, во главе которой стоял Курт Шумахер^{16}, боровшийся за пятидневную рабочую неделю, умеренное отчуждение собственности у неизменно богатых и полную безоружность Германии. Господин федеральный канцлер Аденауэр, тот был Стариком^{17} «из прежних»: он развязал руки предпринимателям, облегчив им эксплуатацию простого народа, и разжигал травлю советской зоны, в результате чего Германия окончательно распалась на две части.

Политические ссоры едва ли не более изнурительны, чем предшествовавший им период безусловного подчинения. Нейтралитет, мир и хорошие доходы для всех — вот что сейчас было бы лучше всего, полагает господин Фридеман. Да, но как этого добиться без перебранок, хотя бы без гражданской войны? Ассистент старшего администратора заранее радуется карточному вечеру в кругу сослуживцев, с выпивкой, а пока что принимает ключи у двух нидерландских дам, которые собираются выйти в город. Здесь впервые проходит Голландская неделя, и, наверное, именно потому они приехали в ненавистную всем Германию. Очень мило с их стороны. У них определенно нет предрассудков. Видно, что они готовы идти навстречу. В своих тафтяных платьях и в круглых шляпках обе дамы из соседнего королевства, где на хлеб намазывают шоколад, кажутся только что вылупившимися из яйца. Приятный запах дезодоранта или мыла после их ухода сохраняется в воздухе, хотя и недолго.

Мальчик-лифтер поспешно подходит к стойке и передает письмо, предназначенное к отправке по почте. Одна семейная пара заглядывает через стеклянную дверь в чайный салон, открывающийся только после полудня. Рядом с балясиной широкой изогнутой лестницы стройная, красивая мама, послюнявив палец, отирает подбородок своему отпрыску. Тот, с явной неохотой, подтягивает спустившийся гольф, видимо, слишком колючий. Фрау мама отвешивает светловолосому сынишке шлепок, хватает его за руку, и оба направляются к выходу. Ее юбка-колокол колышется. Корсаж подчеркивает талию. Отпрыск забавы ради прошелся спотыкающейся походкой, перепрыгнул через свернутый ковер и, сияя, взглянул снизу верх на мамочку. Она либо забыла отдать ключ, либо собирается выйти совсем ненадолго, за какой-то мелкой покупкой. От регулярной колонны уборщиц теперь остается зримой лишь стремянка за лестницей. А следовало бы, прежде всего, немедленно очистить от пыли большую латунную люстру, свисающую со сводчатого потолка. Бдительный служащий, взглянув на электрические свечи, замечает порвавшиеся спирали… Когда-то с высокого потолка вестибюля, с настоящего стеклянного купола, могучая хрустальная люстра освещала группы сидящих гостей, выставочные витрины и шелковые ковры. Бомба, попавшая в зимний сад на крыше, и последующие зажигательные бомбы положили конец этому великолепию. В ходе восстановительных работ тонированное стекло было заменено штукатуркой, а взорванный мраморный пол — каменной плиткой песочного цвета. На старых фотографиях еще можно увидеть дубовую стойку рецепции, с обильной резьбой. Сейчас стойка в вестибюле имеет дугообразную форму и сделана из холодного, гладко отполированного (так же, как и пол) камня. На фотографиях, хранящихся в архиве отеля, целые полчища служащих готовы выполнить любое желание гостей. Подавальщицы и горничные носят белые чепцы с кружевами. Целый эскадрон мальчиков-лифтеров выстроился по росту, как органные трубы, — в таком виде их и сфотографировали. Дерзкие лица; лица, выражающие усердие… Один подросток печально смотрит в объектив, между зубами у него дырки… Где-то они теперь, эти парни, когда-то таскавшие чемоданы промышленников и депутатов рейхстага, шляпные коробки Лиллиэн Харви^{18} и — однажды — Цары Леандер^{19}? Пали на поле боя, покалечены, стали благополучными чиновниками в коммунистической Восточной Германии или женились и обзавелись собственным отелем где-нибудь в Зауэрланде^{20}?.. У мужского персонала постарше форменная одежда не изменилась: черные брюки с винно-красными выпушками, винно-красного же цвета куртка с двойным рядом золотых пуговиц, на отворотах воротника — инициалы отеля «Брайденбахер хоф». Фуражка как отличительный признак портье. После длинного рабочего дня от такой фуражки на волосах остается примятый круг; или, если человек лыс, — красноватый круг на коже. Когда в конце войны в районе Королевской аллеи солдаты сражались за каждый дом, один выстрел, британский или эсесовский, попал в циферблат часов над ящиком с ключами и оставил рядом с римской цифрой «III» аккуратную дырку. Пружинный механизм не пострадал, и часы продолжали тикать. По непонятным причинам часы никто не отремонтировал, но и не снял со стены. Пуля, застрявшая в механизме, время от времени вызывает остановку часов, скрывает в себе драматизм, настойчиво о чем-то напоминает — так что, может быть, этот хронометр оставили на месте неслучайно. Часовые стрелки пунктуально, в определенные моменты, прикрывают маленькое отверстие.

Другие выстрелы в этом доме, быть может, оказались смертельными. Умирающие, чьи головы вдвинуты в отверстие камина… Сильные мужчины корчатся на полу и зажимают руками вываливающиеся внутренности; кто-то кричит, скулит под свалившимися сверху обломками… Те из нынешних постояльцев отеля, кто вообще замечает дырку в сияющем металлическом циферблате, принимают ее за отверстие для завода часов…

Коренастый господин Фридеман снова удаляется в заднее помещение, где его ждет канцелярская работа. Старший администратор Зимер левой рукой подает приветственный знак в сторону табачного киоска, где фройляйн Герда в данный момент чистит зажигалки для сигар. В располагающемся рядом с киоском парикмахерском салоне клиентки уже сидят под сушильными колпаками. Некий господин удовлетворенно проводит рукой по только что выбритому лицу и снимает со шляпной ленты прилипший к ней волосок.

Оскар Зимер так и не избавился от картин из прошлых времен — вероятно, не избавится никогда. Как выглядит сейчас