Программы “Голоса” предназначены для заграницы — непреложная истина, и когда у нашего микрофона выступает государственный деятель или крупный политик, он знает об этом, однако не было случая, чтобы кто-то отказался дать интервью. Вот с деятелями литературы и искусства бывало сложнее, поскольку почти все они либералы и автоматические противники всего правительственного. Расскажу в этой связи одну историю.

Русские читатели старшего поколения помнят такого американского писателя — Говарда Фаста. В шестидесятых годах его произведения охотно печатались в Советском Союзе, поскольку соответствовали строгим требованиям официальной советской идеологии. Их автор был коммунистом, ненавидел капитализм, сочувствовал советской политике. Все было хорошо до тех пор, пока Говард Фаст не осудил публично подавление венгерского восстания советскими танками. Это привело к ссоре с коммунистами и к выходу писателя из американской компартии.

И вот однажды (дело было, помнится, в середине восьмидесятых годов) призывает меня начальство и велит отправляться в Роквилл, в Еврейский общественный центр Большого Вашингтона, где известный писатель Говард Фаст выступает перед читателями. Мне надлежало описать встречу и взять интервью у писателя.

Откровенно скажу, такое поручение — провести интервью — встречаешь не всегда с удовольствием. Но одно дело отправиться на интервью с каким-нибудь деятелем, чье имя слышишь впервые, а другое дело — со знаменитым, со школьных времен почитаемым и читаемым автором. Особый интерес я испытывал к нему еще и потому, что отлично помнил скандал, разразившийся после его выхода из американской компартии. Помнил статейки в советских газетах с непременным смакованием еврейского происхождения Фаста — до того он считался «просто американцем», многие и не догадывались, что он еврей. Известный в те времена литературный погромщик Николай Грибачев (кто-нибудь помнит такого?) рекомендовал бывшему коммунисту Фасту «идти в синагогу по примеру своих предков». Не потому, конечно, что Фаст — верующий, а чтобы ясно было, кто есть кто… В общем, я чувствовал в нем своего, родного, тоже беженца от антисемитского коммунизма, как мы, тогдашние эмигранты. Вот уж с ним-то есть о чем поговорить, вот уж с ним-то у меня найдется много общего, думал я. И ой как ошибся…

Встреча с читателями была посвящена выходу новой книги Говарда Фаста — не помню, к сожалению, какой именно. Но о книге писатель сказал как-то между прочим, почти вскользь, а главное время и главные силы обратил на политическую ситуацию в стране в связи с приближавшимися президентскими выборами. Его политические симпатии были на стороне демократов, но говорил он больше всего о политическом противнике — кандидате республиканцев Рональде Рейгане. Боже, с какой страстью, с какими передержками, с какой поистине коммунистической нетерпимостью! Он утверждал, что Рейган — это неизбежная мировая война, всеобщий крах, смерть. Что касается личности президента, Фаст без стеснения называл его глупцом и невеждой, в жизни не прочитавшим ни одной книги. Наполнявшие аудиторию еврейские дедушки-бабушки, традиционно голосующие за демократов, — и те, мне казалось, были шокированы большевистской прямолинейностью оратора: что ни говори, они были, в основном, мягкосердечными либералами, а не твердокаменными коммунистами…

Как только этот, по сути дела, предвыборный митинг закончился, я подбежал к писателю и попросил интервью.

— Из какой вы газеты?

— Я из «Голоса Америки»

— Что?! — громыхнул писатель, и душа у меня ушла в пятки. — Ну нет, фашистской радиостанции я интервью не дам.

— Почему же фашистской? — я искренне недоумевал.

— Да потому, что вами руководит ЦРУ!

Это меня задело:

— Во-первых, мы входим в Информационное агентство, а не в ЦРУ. А потом… да хоть бы и ЦРУ — это же все-таки не КГБ…

Тут он взвился по-настоящему. В короткой страстной речи он объяснил мне, что ЦРУ вместе с Пентагоном пытается установить фашистский режим и разжигает мировую войну, что миролюбивый Советский Союз столько-то раз предлагал разоружиться, но американское правительство отказывалось.

— И правильно, что отказывалось. Уж вы-то должны знать, что коммунистам верить нельзя.

Судя по всему, он воспринял это как личное оскорбление. Оттолкнув микрофон, он поднялся с места. Как говорят в таких случаях, аудиенция была окончена…

Вот и все, на этом и заканчивается история моих личных отношений с американским писателем Говардом Фастом. Однако несостоявшаяся беседа крепко запомнилась мне, я то и дело вспоминаю о ней, наталкиваясь в печати на статьи так называемых «левых интеллигентов». Поразительно! Как же устроены их мозги: реальность для них как бы не существует! Усвоив однажды раз и навсегда, кто «хороший» и кто «плохой» в соответствии с коммунистической доктриной, они остаются на этой позиции, что бы ни происходило в мире.

За двадцать с лишним лет работы на “Голосе“ я провел огромное количество интервью с самыми разными людьми, в частности, почти со всеми видными участниками еврейского движения за эмиграцию — со Слепаком, Левичем, Бегуном, Щаранским, Нудель, Эдельштейном… всех не перечислить. И с американцами, поддерживавшими это движение — политиками, общественными деятелями, священниками… Среди них были яркие, смелые люди, с интересными идеями, но были, что называется, и наоборот… Самыми скованными, не оригинальными и предсказуемыми выглядели, как можно было ожидать, государственные деятели — эти всегда боятся сказать лишнее слово, как бы потом не упрекнули… В этой связи вспоминается такой случай.

Нашему сотруднику Х было поручено пойти на какое-то собрание, где должен был выступать влиятельный сенатор, и написать отчет о встрече. Надо сказать, что коллега Х не отличался большим рвением, а тут идти вечером на какое-то собрание… Он не пошел. Утром явился на работу, сел за свой стол и написал отчет. Конечно, с самого начала это была халтура: ни одной магнитофонной записи выступавших ораторов. Хотя речь сенатора он пересказал довольно подробно.

И вот когда злополучное сообщение уже готовилось к выходу в эфир, стало известно, что собрание вчера не состоялось, его перенесли на сегодня. Разразился скандал. К счастью для коллеги Х, скандал не успел перекинутся в директорский кабинет, а то выгнали бы как пить дать. А на собрание послали другого сотрудника, который принес добросовестный отчет. И что же? Когда сверили придуманную коллегой Х сенаторскую речь с подлинной речью, записанной на магнитофон, различий почти не было…

Но запомнились и другие случаи, когда