демонстрантов.
Пьяниц в этот вечер вытрезвитель не принимал — не то не хватило бы места для евреев. Не успели нас рассортировать и рассовать по комнатам, как привезли запоздавшего демонстранта, схваченного у ливанского посольства последним. Этим демонстрантом оказался академик Андрей Сахаров, пришедший вместе с евреями выразить свой гнев по поводу мюнхенского убийства.
Столь долгое, столь мучительное наше ожидание свободы закончилось утром 3 ноября 1972 года. Мы с Давидом были вызваны в ОВИР — конечно, накануне вечером. Еще одна бессонная ночь — разве мало было их за этот год и девять месяцев?
В ОВИРе нам было объявлено, что просьба наша удовлетворена, что в течение трех суток мы должны покинуть пределы СССР. Я хотела было возражать — как можно уложиться в такой короткий срок? — но Давид надавали мне на ногу.
— Мы выиграли войну за шесть дней, — сказал он мне, когда мы вышли из кабинета. — Так неужели мы не управимся за три дня с нашими делами?
Три дня промчались как один — я даже не могу сейчас вспомнить, кто пришел проститься с нами. Нужно было получить и оформить визы, сдать государству квартиру (одно это занимает иногда до недели), купить билеты, упаковать и отправить багаж.
Я помню только, как мы поехали на кладбище и постояли у могилы моих родителей.
6 ноября на рассвете мы отправились в Шереметьево в последний раз — в один конец. В Шереметьево собралось свыше ста человек наших родных и друзей, но нам не дали с ними проститься. Многие из них сейчас с нами, здесь, в Израиле. Многие — но не все.
Два с половиной часа спустя наш самолет приземлился на бетонной полосе Венского аэродрома, и мы очутились в объятиях наших новых друзей, приехавших встретить нас.
Перелет из Вены в Израиль на нашем самолете компании «Эль-Аль», встреча в аэропорту имени Бен-Гуриона, первые метры по нашей земле… Но вот уже прошли два года в Израиле, и можно написать об этом новую книгу: материала хватит. И все же здесь, заканчивая эту книгу, мне хочется сказать несколько слов о моей новой жизни на старой Родине.
Я вернулась сюда, в Израиль, зная об этой стране чуть более, чем о чужой планете: информация, которой располагала я о Стране евреев в СССР была либо ошибочна, либо преднамеренно лжива. Эти мои «знания» подверглись за два года трансформации — это естественно. Одно чувство, привезенное мной из России, не подверглось изменению — любовь к моему народу, к моей земле. Нынче много говорят и пишут в мире о «трудностях абсорбции» евреев из Советского Союза в Израиле, о «несовместимости психологии» бывших советских граждан — и израильтян. Есть сложности с внедрением, вживанием взрослых и старых людей в новую почву жизни — в первую очередь для тех, кто не привез вовсе или растерял по дороге любовь к этой земле, к своим братьям и сестрам, построившим здесь Еврейское государство. «Без любви и дерево не растет» — говорит русская поговорка. Поговорки верны не только в среде тех народов, где они возникли.
Счастье быть евреем на земле Израиля — нелегкое счастье. И дается оно не тем, кто ставит превыше всего на свете блеск материальных благ. Оно дается людям сильного духа и устойчивых нравственных убеждений. А те, кто лишены этих качеств — обеднены, и не будут они счастливы нигде. Есть среди вчерашних «московских израильтян» такие, которые предпочли богатую и могущественную Америку воюющему Израилю. Но нет на свете армий без дезертиров, и не дезертиры определяют лицо армий.
1974
1974