судового комитета.

— Харабрая матроса, — похвалил Павкиного брата Никашка, — очень харабрая матроса.

Он прищурил раскосые глаза и спросил:

— Когда ваша брата уходит в похода, ваша с собой берут?

— Ну да, беру-ут, — огорченно протянул Павка. — Нельзя меня взять. Запрещается.

— Жаль, жаль, — покачал головой Никашка. — Я бы был капитана, я бы всегда с собой брал такая хорошая молодая человека. Я слыхала, ваша брата стреляет из пу-пу-лемета?

— Ну да-а, — сказал Павка, — из пулемета. Из башенного орудия он стреляет. Понял? Из башенного.

Павка хотел уже описать орудие, которым отлично владеет брат-комендор, но Никашка вдруг заулыбался, заерзал, весь изогнулся крючком, смотря колючими, острыми глазками мимо Павки. Павка обернулся. К парикмахерской подошел командир одного из кораблей, седой моряк с нашивками на рукаве кителя.

— Извиняюсь, молодая человека. Работать надо. Такая приятная беседа. Прошу заходить, — сказал любезно Никашка, наклонив голову, покрытую черно-синей жесткой щетиной. Он откинул занавеску с оскалившим зубы страшным драконом, пропустил вперед клиента и сам вошел в парикмахерскую.

* * *

Павка добежал до матросской кооперативной лавочки. Отставной хромой боцман Остап с такими длинными и пушистыми усами, что казались они невзаправдашними, отвешивал на весах фунт колотого сахару высокому матросу.

Павка отлично знал этого матроса. Это был Глашин брат, механик с «Грозы» Иван Павлович Косорот. Он был очень похож на свою сестру. Такие же широко раскрытые, словно плошки, глаза, такие же крепко сжатые губы. И характер совсем Глашкин: никого и ничего не боится.

Про Косорота рассказывали чудеса. Рассказывали, что когда однажды в город приехал зверинец, матрос вызвался войти в клетку с большущими медведями. Собралась огромная толпа. Матрос вошел в клетку, медведи стали рычать. Но Косорот сказал медведям: «За ваше здоровье», выпил стопку водки и закусил огурцом. Потом он спокойно вышел из клетки.

В начале войны он однажды вступился за товарища. Схватил за ноги злого, драчливого кондуктора и перебросил через борт в реку. Кондуктор хлебнул воды, вылез мокрый на палубу, отряхнулся, словно собака, погрозил Косороту кулаком и пошел жаловаться начальству. Косорота судил военный суд. Приговорили его к каторжным работам на острове Сахалине. Косорот пробыл три года на Сахалине, в тюрьме. Совсем недавно, в революцию, он вернулся домой и стал снова служить на флотилии.

— А, Павка! — приветствовал Косорот мальчика. — Ты что же Глашку мою обижаешь?

— Ее обидишь, как же, — протянул Павка, но сам сразу насторожился. Он только вчера подрался с Глашей. Наверное, она успела пожаловаться брату. И вот он теперь задаст Павке! Но Косорот протянул Павке кусок сахару.

— Сахару хочешь?

Павка взял сахар недоверчиво и осторожно: а вдруг он сахар даст, а потом как начнет — за Глашку-то... Но Косорот вынул из кармана бушлата деревянный портсигар и закурил. Павка отлично знал этот портсигар. На нем был вырезан рисунок: якоря, оплетенные змеями. Этот рисунок вырезал сам Косорот, когда был еще на Сахалине.

Косорот сказал Павке:

— Ты не очень ее того... кулаки-то не шибко в ход пускай. Хоть она и отчаянная, а все же девчонка.

— Ладно, — осмелев, сказал Павка, — дерется она почище мальчишки.

Косорот и Остап засмеялись.

— Ну, говори, зачем прибег? — спросил дядя Остап.

— За выпусками, — ответил Павка, показывая полученные от Никашки деньги.

— О, це только и бигают, что за выпусками. С ума посходили, — сказал старый боцман, шевельнув усами, и вынул из-под прилавка целую горку тоненьких книжек в разноцветных обложках. — Выбирай, что ли...

Он разложил книжки перед Павкой.

Это были чудесные обложки! Ярко-красный парусный корабль с черным флагом на мачте палил желтым пламенем из всех орудий. Синее море бушевало. По морю бегали белые барашки. На носу корабля стоял, скрестив руки, статный человек в красном камзоле, с кинжалом у пояса. Это был любимец и герой всех мальчиков города «Сюркуф, гроза морей», — двадцать выпусков, по три копейки каждый.

Остап любил Павку и часто давал ему читать выпуски даром. Но читать — это одно, а вот купить выпуски в полную свою собственность! Счастливцев, обладавших всей серией легендарных приключений, среди мальчиков — приятелей Павки — не было. Обладатель двух выпусков считался зажиточным человеком, имевший пять выпусков подряд — богачом, а Павка за свои восемь замусоленных, зачитанных до дыр книжек пользовался таким почетом, что с ним мог сравниться только дядя Остап, хромой боцман в отставке, друживший с ребятами и рассказывавший им сотни всяких историй.

И вот теперь Павка мог купить еще пять, нет, не пять, а целых шесть выпусков похождений знаменитого пирата, грозы морей.

Он развернул выпуск девятый. Этого выпуска он еще не читал. Вот это похождение, так похождение! Храбрый пират встретил военный корабль английского флота. Корабль был послан самой королевой для уничтожения пиратов. Королевский корабль выпалил из пушки и ждал, что Сюркуф немедленно сдастся. Но пират стрельнул ядром в ответ и, распустив все паруса, ринулся на англичанина. Нос пиратского судна впился в борт английского корабля. Раздался громовой треск. «Пушки, — читал Павка, — попадали с пье... с пьедесталов». Вот здорово закручено — с пьедесталов! Пираты с криком прыгали на борт королевского корабля. Они размахивали над головой кривыми кинжалами. Они сбрасывали за борт матросов. Они не щадили офицерских жизней, а капитана, поймав, привязали канатом к мачте. Капитан в блестящем, расшитом золотом мундире стоял у мачты и просил пощады. Сюркуф благородно подарил ему жизнь.

Павка так увлекся чтением, что забыл и про боцмана и про Косорота. На секунду оторвавшись от книжки, он увидел, что Косорота уже нет, а старый боцман облокотился на стойку, положил локоть среди блюд с розовой кетой и серебристыми селедками и смотрит на него.

— Отобрал выпуски, молодец?

— Отобрал, — ответил Павка, с сожалением отложив на прилавок книжки, на которые нехватало денег. Он заплатил за выпуски, спрятал шесть драгоценных книжек под бушлат, простился с Остапом, и вышел на крыльцо.

Остап окликнул его своим густым басом:

— Павка!

— Я, дяденька Остап.

— Не забыл передать Петрусю, чтоб приходил ко мне вечерять?

— Не забыл.

— Да будь ласков, забеги к Никите Сергеичу в мастерские.

Это нарушало Павкины планы, но он обещал:

— Есть забежать к Никите Сергеичу.

Так всегда отвечали на кораблях матросы, и Павка всегда старался разговаривать настоящим, морским языком.

— Скажешь,