- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (141) »
ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ТРИДЦАТИ ТОМАХ. ТОМ ТРЕТИЙ
ПОСМЕРТНЫЕ ЗАПИСКИ ПИКВИКСКОГО КЛУБА Роман (Главы XXXI–LVII)
ГЛАВА XXXI,
которая целиком посвящена юриспруденции и различным великим знатокам, ее изучившимВ разных углах и закоулках Темпля разбросаны темные и грязные комнаты, где во время судебных вакаций можно видеть в течение целого утра, — а во время сессий также и до вечера, — почти непрерывный поток адвокатских клерков, входящих и выходящих со связками бумаг, торчащими под мышкой и из карманов. Есть несколько рангов адвокатских клерков. Есть клерк-учащийся, который платит за ученье и сам станет когда-нибудь поверенным, который имеет открытый счет у портного, получает приглашения на вечеринки, знаком с одним семейством на Гауэр-стрит и с другим на Тэвисток-сквер; который уезжает из города на каникулы повидаться с отцом, имеющим всегда наготове лошадей; этот клерк является, короче говоря, аристократом среди клерков. Есть клерк на жалованье, — живущий или приходящий, как случится, — который тратит большую часть своих тридцати шиллингов в неделю на свои прихоти, ходит за полцены в театр Эдельфи[1] по крайней мере три раза в неделю, величественно развлекается после этого в погребках, где торгуют сидром, и является скверной карикатурой на моду, выдохшуюся полгода назад. Есть клерк-писец средних лет с большой семьей, всегда оборванный и часто пьяный. И есть конторские мальчики, впервые надевшие сюртуки, которые питают надлежащее презрение к школьникам и, расходясь вечером по домам, угощаются в складчину копченой колбасой и портером, полагая, что это и есть «жизнь». Есть другие разновидности, слишком многочисленные, чтобы их перечислять, но, как бы многочисленны они ни были, всех этих клерков можно увидеть в определенные служебные часы, когда они торопливо входят в только что упомянутые места или покидают их. В этих изолированных уголках помещаются официальные конторы адвокатов, где выдают судебные приказы, заверяют судебные решения, подшивают жалобы истцов и приводят в действие многие другие хитроумные приспособления, изобретенные для мук и терзаний подданных его величества и для утешения и обогащения служителей закона. В большинстве случаев это низкие, затхлые комнаты, где бесчисленные свитки пергамента, которые прели под спудом в течение прошлого века, распространяют приятный аромат, смешивающийся в дневное время с запахом тления, а в ночное — с различными испарениями, какие исходят от сырых плащей, мокрых зонтов и дрянных сальных свечей. Вечером, около половины восьмого, дней через десять или недели через две после возвращения мистера Пиквика и его друзей в Лондон, в одну из этих контор торопливо вошел человек в коричневом сюртуке с медными пуговицами. Концы его длинных волос были старательно закручены вверх и цеплялись за края потертой шляпы, а запачканные темно-серые панталоны так туго натянуты на блюхеровские башмаки, что колени его грозили каждый момент вырваться наружу. Он извлек из кармана сюртука длинную и узкую полосу пергамента, на которой дежурный чиновник поставил неразборчивый черный штемпель. Потом он вытащил четыре листка бумаги того же размера, составлявшие печатные копии пергамента с пробелами для фамилий, и, заполнив пробелы, спрятал все пять документов в карман и торопливо вышел. Человек в коричневом сюртуке с каббалистическими документами в кармане был не кто иной, как наш старый знакомый — мистер Джексон из конторы Додсона и Фогга, Фрименс-Корт, Корнхилл. Однако, вместо того чтобы вернуться в контору, откуда он пришел, он направил свои стопы к Сан-Корту и, войдя в гостиницу «Джордж и Ястреб», пожелал узнать, дома ли некий мистер Пиквик. — Позовите слугу мистера Пиквика, Том, — сказала буфетчица «Джорджа и Ястреба». — Не трудитесь, — сказал мистер Джексон, — я пришел по делу. Если вы мне покажете комнату мистера Пиквика, я и один дойду. — Ваша фамилия, сэр? — спросил лакей. — Джексон, — ответил клерк. Лакей поднялся наверх, чтобы доложить о мистере Джексоне, но мистер Джексон избавил его от труда, последовав за ним по пятам и войдя в комнату раньше, чем тот успел издать членораздельный звук. В этот день мистер Пиквик пригласил своих трех друзей к обеду. Все сидели у камина и пили вино, когда мистер Джексон появился, как было описано выше. — Здравствуйте, сэр, — сказал мистер Джексон, кивая мистеру Пиквику. Сей джентльмен поклонился и казался слегка изумленным, ибо физиономии мистера Джексона он не помнил. — Я от Додсона и Фогга, — сказал мистер Джексон в виде пояснения. Мистер Пиквик встрепенулся при этом имени. — Обратитесь к моему поверенному, сэр, мистеру Перкеру в Грейз-Инне, — сказал он. — Проводите этого джентльмена, — обратился он к лакею. — Прошу прощенья, мистер Пиквик, — сказал Джексон, спокойно кладя шляпу на пол и доставая из кармана кусок пергамента, — но в таких случаях вручение через клерка или агента… вы понимаете, мистер Пиквик?.. Простая предосторожность, сэр, в соблюдении юридических форм. — Тут мистер Джексон бросил взгляд на пергамент и, положив руки на стол и озираясь с приятной и вкрадчивой улыбкой, сказал: — Послушайте, не будем спорить из-за такого пустяка. Джентльмены, кто из вас Снодграсс? При этом вопросе мистер Снодграсс вздрогнул так заметно, что другого ответа не потребовалось. — А-а-а… я так и думал, — сказал Джексон еще любезнее. — Мне придется слегка обеспокоить вас, сэр. — Меня?! — воскликнул мистер Снодграсс. — Это только повестка по делу Бардл против Пиквика со стороны истицы, — ответил Джексон, выбирая один из листков бумаги и доставая из жилетного кармана шиллинг. — Дело будет слушаться в самом начале сессии, четырнадцатого февраля, по нашему предположению. Мы признали это дело подлежащим специальному жюри[2], и в списке значится только десять присяжных. Это вам, мистер Снодграсс. С этими словами Джексон показал пергамент мистеру Снодграссу и сунул ему в руку бумажку и шиллинг. Мистер Тапмен следил за этой процедурой в безмолвном удивлении, как вдруг Джексон повернулся к нему и сказал: — Если я не ошибаюсь, ваша фамилия Тапмен? Мистер Тапмен взглянул на
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (141) »