- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (20) »
Марина Цветаева Феникс Пьеса в трех картинах, в стихах
Car l'homme vieux a pour ennemis la nature entière.Casanova. Mémoires. Ch. VI.[1]
Лица
ДЖАКОМО КАЗАНОВА ФОН СЕГАЛЬТ, ныне библиотекарь замка Дукс, 75 лет, «Que suis — je? Rien. Que fus — je? Tout»[2]. КНЯЗЬ ДЕ ЛИНЬ, столь же — грации, сколь Казанова — фурии, 60 лет. ГРАФ ВАЛЬДШТЕЙН, племянник князя де Линь и хозяин замка. ВИДЕРОЛЬ, домашний поэт. Смесь амура и хама. Зол, подл, кругл, нагл, 20 лет. ДВОРЕЦКИЙ, покровитель и сподвижник Видероля. КАПЕЛЛАН, жировой нарост, в летах. ПЕРВАЯ ОСОБА, ВТОРАЯ ОСОБА иссохшие мумии расы СТАРЫЙ КАМЕРДИНЕР КНЯЗЯ ДЕ ЛИНЬ, к дворне непричислимый. ФРАНЦИСКА, дитя и саламандра. Прозрение в незнании, 13 лет. ФРАНЦУЗСКАЯ ГОСТЬЯ, ПОЛЬСКАЯ ГОСТЬЯ, ВЕНСКАЯ ГОСТЬЯ — бессердечье птичье, женское и светское, 20 лет ПЕРВАЯ ПРИНЦЕССА, ВТОРАЯ ПРИНЦЕССА невоспитанные куклы ВОСПИТАТЕЛЬНИЦА, автомат. Дворня: ПОВАР. МОЛОДОЙ КАМЕРДИНЕР ГРАФА. САДОВНИК. ПЕРВАЯ СУДОМОЙКА. ПОРТНОЙ. ВТОРАЯ СУДОМОЙКА. ЕГЕРЬ. ПРАЧКА. ЛАКЕЙ.Время и место встреч: Первая картина — кухня в замке Дукс, в Богемии. Вторая картина — обеденный зал в том же замке. Третья картина — библиотека в том же замке.
Год — 1799, час встреч — вечер и ночь.
Картина первая Дворня
Кухня в замке графа Вальдштейна, в Дуксе. Поздний вечер. Лето 1799 года.ПЕРВАЯ СУДОМОЙКА
Ох-ох-ох-ох! В который раз!
Чуть перемоешь — снова грязь!
Беда родиться судомойкой!
Да, веселее бы за стойкой
В трактирчике.
Еще в своем!
Военных угощать настойкой!
Всегда в презренном мире сем
Бабьё останется бабьём!
Уж я на этот раз натаскан:
Червь сахаром посыпан — съест!
Семь пирогов в один присест,
И на покой — с гусарской каской!
И врете!
Дай-ка пирожок!
В уланах у меня дружок.
Как размахнется вострой саблей!
Как ужинали нынче?
Слабо.
Воздержанные времена!
Чай, половину каплуна
Сюда стащил бы…
Для позору
Моих седин!
Каб наш обжора,
Сей толкователь облаков,
Не потрудил над ним клыков.
Что — чисто?
Не едок, а чудо!
Еще спасибо, что хоть блюдо
Оставил. Ото всех приправ
Хоть памятка б осталась!
Граф
Сам виноват — такое терпит!
Граф, доложу вам, рад до смерти!
Разов пятнадцать: «Удостой!»
Подкладывал своей рукой.
Одной начинки двадцать ложек!
Тот съест, а граф еще подложит,
Тот съест, а граф подложит вновь.
«Две вещи согревают кровь:
Хороший ужин — и любовь!»
И косточки потом обгложет.
Ну, уж с любовью!
Не скажи!
Глаза-то, милый, как ножи
Кинжальные!
Сказала! — Угли!
Углищи!
А уж больно смуглый, —
С рожденья? Или просто грязь?
Нет, девки, это отродясь.
Намедни, доложу вам, сваты,
Сует мне в руку три дуката,
Чтоб людям не сказавшись, знать,
Ему бельишко постирать —
До завтрашних гостей.
Бродяжка!
Всего-то счетом — три рубашки.
Четвертая на нем. — Белье! —
Одна лишь слава. — Так, рванье.
Чуть между пальчиков потрите,
Все и останется в корыте.
Так и не знаю уж, как быть.
Его бы можно зачинить!
Я не охотница до клочьев!
А он с тобою в уголочках
Не шепчет?
Я не из княжон.
Ну, девка, это не резон.
Скажи: не по зубам скорлупка!
Гоняется за каждой юбкой.
Положим, что не он один.
Всех по порядку наградим.
Красавица!
Тому три года
Ни девке не давал проходу!
А семьдесят с хвостом годов!
Охотник до таких трудов!
Не брезговал и нашей кофтой.
А из каких он городов-то
Сюда
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (20) »