- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (8) »
скамейке, которую Петькин отец сколотил в прошлом году возле куста сирени.
— Гляди.
— Ну?
— Вот и ну! — Сёмка достал из кармана тетрадный листок со схемой и показал другу.
Петька стал рассматривать бумаги. Ростом он был пониже приятеля, белобрысый, даже ресницы светлые. Глаза словно голубая вода. Нос густо обсыпан веснушками и вздёрнут. Сёмка же был чернявый, с тёмными глазами, подвижный, нетерпеливый.
— Ну? — спросил Сёмка.
Но Петька ничего не понял. Пришлось Сёмке всё объяснять ему. После Петька сплюнул сквозь зубы и по- взрослому отрезал:
— Ерунда!
Сёмка на минуту растерялся.
— Ерунда, — повторил Петька. — Я-то думал, ты вправду нашёл интересное.
— Нет, ты посмотри! Посмотри! Они что-то спрятали тут.
— Спрятали, — недоверчиво протянул Петька.
— Ну да! И это, понимаешь, военная тайна! Может, важные бумаги, документы...
— Какие там документы, — не сдавался Петька. — Выдумываешь ты всё. Сманить меня хочешь. На фронт я с тобой не убежал, так ты выдумал тайну.
— Ты просто трус! — взорвался Сёмка. — Ладно! Без тебя обойдусь!
— И обойдись!
— Обойдусь, не беспокойся! Один пойду! Раскрою тайну, помогу Красной Армии, а ты сиди на печке как старый старик. Не жалко!
Сёмка схватил карту, сунул её за пазуху и прямо через огород понёсся домой. Сходу перемахнул через плетень и по тропинке побежал к своей хате. Петька смотрел вслед до тех пор, пока Сёмка не скрылся...
ФАШИСТЫ
Эх, ненадёжный Петька друг! Вернулся домой расстроенный. Мать спросила: — Иль случилось что? — Ничего, — буркнул Сёмка и полез на чердак. Там снова расстелил карту, смотрел на неё и терзался: пойти или не пойти? Пойти обязательно надо, но одному? Хоть и брякнул сгоряча, что один пойдёт... Но зря похвастал. До Озёрков километров двадцать! Пешком день пройдёшь. До войны на попутных машинах и подводах добирались. А сейчас какие попутные машины? Да и немцы. К ним на глаза не попадайся. После боя у правления немцы в деревне не показывались, но их со страхом ожидали каждый день. Сёмка всё мучился и гадал, как ему быть?.. Но вдруг услышал стук в подоконник, затем незнакомый мужской голос. Мигом скатился с чердака. На дворе стояла испуганная, побледневшая мать и шептала: — Немцы. Принесли черти гостей незваных... — Мам, ты куда? — Всех сгоняют к правлению. — И я с тобой. — Чего выдумал! Дома сиди! Но усидеть дома было невозможно. И Сёмка побежал к правлению. Втиснулся в нестройную толпу, пробрался поближе к крыльцу, на котором стоял немецкий офицер и рядом толстый в штатском. Офицер говорил точно лаял, а толстый переводил. Из всего сказанного Сёмка понял одно: теперь хозяйничать в деревне будут фашисты. Стараясь быть приветливым и понятным, толстяк продолжал: — Пожалуйста, выбирайте старосту. Сами, сами. Господин офицер никого вам не навязывает. Недалеко от Сёмки топтался дед Кузьмич, свёртывая цигарку. Чему-то ухмылялся и качал головой, словно хотел сказать: «Ишь, чего придумали!» Колхозники угрюмо молчали. Офицеру надоело ждать. Он выбросил вперёд длинную и прямую как палка руку. Тонкий указательный палец нацелился в грудь Кузьмича: — Ви! Ви будет старостой! Кузьмич вскинул кудлатые брови: — Я, что ли? — Ви! — Чудно! Да какой я, к шуту, староста? — Молчайт! Кузьмич поднялся на крыльцо, встал рядом с толстяком и при гробовом молчании повернулся к офицеру: — Стало быть, ты меня назначаешь старостой. И я, стало быть, должен показать вот им, — махнул в сторону колхозников шапкой, — новый порядок. Он повернулся к толпе: — Вот какое дело, значит, товарищи, — и помолчав, продолжал: — Пётр Кузьмич Новиков, это, стало быть, я, в гражданскую войну колотил Деникина в хвост и гриву. В тридцатом году первый записался в колхоз, помните, люди добрые? — Помним... — ответили ему. — А теперь вот они, — Кузьмич показал на офицера с толстяком, — хотят из меня своего холуя сделать! — Я предупреждаю! — выкрикнул толстяк. — Прикуси-ка язык, иуда! Дождёшься ты своего часа, вздёрнут тебя на осине! Переводчик торопливо забормотал что-то офицеру по-немецки. Тот мгновенно выхватил из кобуры пистолет и выстрелил несколько раз подряд. Кузьмич вздрогнул, схватился руками за грудь и рухнул на крыльцо. Колхозники попятились, ошеломлённые такой расправой. Сёмка спрятался за чью-то спину. Когда пришёл в себя, узнал, что стоит за Петькиным отцом. Офицер злобным взглядом обвёл толпу, ткнул дымящимся ещё пистолетом в сторону Куликова: — Ви! — Я? — отставил назад деревяшку Егор Васильевич. — Нет! — Не надо раздражать господина офицера, подходите сюда, — поспешил вмешаться толстяк. Куликов окинул взглядом односельчан. Все молчали. Тогда он опустил голову и тяжело заковылял к крыльцу. «Значит, согласен?» — ужаснулся Сёмка и со всех ног кинулся к Петьке...ПОДВОДЧИК
Мать плакала. Отец лежал на кровати, нещадно курил и молчал. — Ушёл бы ты куда-нибудь, Гоша. Спрятался бы? — уговаривала Петькина мать. — В лес бы подался. Без тебя потихоньку проживём, соседи при надобности помогут. — Не ной, ради бога, — сердился Егор Васильевич. — Рано меня хороните. — Тять, в погреб спрячься, а мы скажем, что тебя нету, — посоветовал Петька. — Цыц! Не твоего ума дело! — прикрикнул отец. Петька проплакал всю ночь. Ему было больно и стыдно, что отец согласился стать старостой. Наутро он явился к Сёмке чуть свет и сказал, что готов идти «хоть на фронт, хоть тайну раскрывать...» Сёмка здорово обрадовался и предложил отправиться сегодня же. У него уже был запас сухарей, печёной картошки и соли. Петька сбегал домой за наганом. Выждав, когда Сёмкина мать куда-то отлучилась, друзья выскользнули на улицу. Дома Сёмка оставил записку: «Мама, не волнуйся, я скоро вернусь». За околицей вздохнули свободно: теперь никто домой не вернёт. Сёмка радовался. Петька вздыхал: его начали грызть сомнения. Не лучше ли было остаться дома? Отец ещё, может, передумает, уйдёт в лес, там, говорят, партизаны... А мать вот узнает, что Петька убежал из дому, и вдруг ей хуже сделается? Или вдруг их задержат немцы? Вот тогда и будет тайна! И тут Петьке показалось, что впереди гудят машины: немцы едут. Потянул Сёмку в сторону. — Ты чего? — удивился Сёмка. — Вдруг это фашисты? — шёпотом сказал Петька. — Пойдём лучше стороной. Не осмелился признаться, что потянуло его домой. — Да нет! — бодро возразил Сёмка. — Фашисты здесь редко ездят, я знаю. На самом деле, наблюдая с чердака, он заметил, что немцы редко ездят по большаку.- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (8) »