Неподалеку от своего одеяла он заметил коляску с младенцем, который неподвижно, беспомощно лежал на спине и глядел вверх широко распахнутыми глазами. Он улыбнулся: ну, конечно же. Вот откуда у него воспоминание о море. Этот младенец тоже глядит на море — чистое, голубое море над своей головой. Все мы сызмала глядим в его простор.
Он засмотрелся на спящую дочку. Она лежала на левом боку, подложив под щеку ладонь. На худой спине выступали лопатки, как память о крыльях, между ними блестели капельки пота. Солнечные лучи падали на ее лицо, оставляя в тени только рот и подбородок. Он подвинул коляску так, чтобы солнце не светило дочке в глаза, По траве ползла божья коровка, но тень от его руки ее вспугнула, и она неуверенно взлетела. Прямо перед его носом раскачивался паучок, все ниже и ниже спускаясь на невидимой нити. Он наудачу рубанул ладонью и рассек волоконце, хотя касания почти не ощутил. Паучок упал девочке на лоб и торопливо пополз к ее волосам. С отвращением он сдул паука. Настроение испортилось: всю жизнь он ненавидел пауков. И снова на него нахлынула злость на Веру. «Пускай он виноват, но ведь это случилось всего один раз, почему же она так тяжело переживает эту измену, откуда в ней берется столько злобы, что ради мести она готова мучить их дочку, которую любит не меньше его? Этого я никогда не смогу ей простить», — подумал он и достал из кармана «выдувалку». Он купил ее утром дочке, хотя понятия не имел, что это такое — просто понравилось название. Это был зеленый цилиндрический флакон, наполненный особым раствором. К белой пластмассовой крышке было приделано снизу проволочное колечко, погруженное в раствор. Нужно было вытянуть это колечко и дунуть в него: тогда из него вылетят мыльные пузыри — точно такие пузыри выдувают из мыльной воды через соломинку. Девочка была в восторге от «выдувалки», но не больше трех минут. Великолепные радужные пузыри взлетали в воздух, переливаясь на солнце всеми цветами, но таяли прежде, чем удавалось их коснуться. И вскоре девочка с упреком сказала ему:
— Ведь их нельзя поймать. Почему это нельзя поймать?
— Это только чтоб смотреть, — объяснил он ей.
— Ну и смотри на них сам, — сердито сказала она и потеряла к «выдувалке» всякий интерес.
«В самом деле, эта игрушка не для детей, — он улыбнулся и согнал с дочкиного носа муху. — Самый обыкновенный обман. Вроде моего зажигания солнца, вроде нашего притворства, будто у нас все в порядке».
Он зашвырнул «выдувалку» в дубняк — к пустым жестянкам и зеленым осколкам пивных бутылок. «Лес? Обман, свалка. Только белые грибы еще настоящие», — подумал он с удовлетворением и улегся на одеяло рядом с дочкой, с наслаждением вдыхая запах, веявший от ее волос. Они пахли водой, песком и грибами. Он осторожно поцеловал ее в лоб и закрыл глаза.
Его разбудила прохлада. Он спал в тени деревьев, девочка куда-то убежала. Он натянул на себя джинсы и майку и, заслонившись ладонью от солнца, пытался разглядеть жену с дочкой среди множества людей на берегу озера. «Барахтаются, наверное, в теплой вечерней воде», — подумал он и закурил сигарету, наслаждаясь вечерним покоем, навевавшим сладостную, безмятежную лень. На миг он поддался обманчивым чарам вечера, и ему показалось, что, несмотря ни на что, все идет к лучшему. Собственно, не так уж и трудно найти с Верой общий язык. Должна же она в конце концов понять то, что казалось ему таким ясным: они должны быть вместе, все трое, навсегда.
С озера донеслись невнятные крики. Он посмотрел в ту сторону и увидел суетившихся на берегу людей: «Что-то случилось», — встревоженно подумал он. И тут его обожгла мысль: «Девочка». На бегу он отшвырнул сигарету, мелкие, острые камни впивались в босые ноги, но он не чувствовал боли. Люди на берегу перестали суетиться и сбились в плотную кучу на каменистом пляже. Ему казалось, что он бежит уже целую вечность, а расстояние между ним и дочкой никак не сокращается. «Девочка, конечно же, это девочка», — теперь он был убежден в этом.
Наконец он добежал. Сердце колотилось в груди, из горла рвался свистящий хрип, окаменевшие икры тряслись мелкой дрожью. Локтями он пробивал себе дорогу сквозь стену нагих людей, окружавших тело его дочери; в ответ раздавались словацкие, чешские и немецкие ругательства.
— Дочка, моя дочка, — бормотал он.
Какой-то низкорослый толстый мужчина с розовым животом, вывалившимся из плавок, повернул к нему лицо, круглое, тоже розовое, с дряблыми обвисшими щеками.
«Ну, ты, чего вытаращился?» — яростно набросился он на мужчину и двинул ему локтем прямо в пупок. Локоть затерялся в толстом, податливом слое жира.
Лицо мужчины побагровело, он возмущенно и обиженно сказал:
— Das ist Frau. Frau[1]
— Женщина? — громко, недоверчиво спросил он. — Женщина?
На миг у него закружилась голова. Он почувствовал облегчение, несказанное облегчение и признательность.
Наконец он оказался внутри круга и увидел широкую, потную, темно-коричневую спину мужчины, который склонился над лежащей женщиной и целовал ее в губы. До него не сразу дошло, что это он делает искусственное дыхание: «рот в рот». Грудь женщины была обнажена, и мужчина одновременно резко и упруго сжимал ладонями ее грудную клетку.
«Массаж сердца», — подумал он спокойно, и последние остатки напряжения покинули его. Глядя на уверенные, решительные действия мужчины, он понял, что это, несомненно, специалист. Очевидно, это поняли и окружающие; возбуждение их улеглось, некоторые уже уходили. Только какая-то худая, костлявая женщина истерически выкрикивала:
— Зеркальце, поднесите ей ко рту зеркальце!
Наконец мужчина, все еще продолжая массаж, оторвал свои губы от губ женщины, и тут он увидел Верино лицо. «Вера», — подумал он без всякого волнения, просто и равнодушно констатируя факт. Он смотрел на бледное лицо, застывшие расширенные зрачки, длинные, светлые, мокрые волосы, раскинувшиеся по камням, и думал про девочку. Облегчение и радость, что с дочерью все в порядке, были сильнее страха за жену.
Вера начала наконец приходить в себя, это было заметно по зрачкам. Вскоре кровь начала приливать к ее щекам.
Мужчина громко перевел дыхание, не прекращая массаж.
— Вера, — произнес он, подавляя рыдание.
Мужчина оглянулся.
— Это ваша жена? — спросил он по-чешски и добавил успокаивающим тоном: — Все будет хорошо. К счастью, она была недалеко от берега. Острое желудочное нарушение с небольшим коллапсом, но теперь уже все в порядке. Видно, она что-то съела.
— Спасибо. Спасибо вам.
— Не за что, — ответил мужчина и добавил еще что-то, но он его уже не слушал.