Экзамены

Возвращение «Ласточки» Повесть

1

С возом из двух порожних барж грузовой теплоход «Ласточка» следовал вверх по течению. В начале июня погода на Реке переменчива. Но если светило солнце и не досаждал встречный ветер, скамья в носовой части теплохода, похожая на небольшой парковый диванчик, не пустовала: здесь отдыхали свободные от вахты.

Судовой кок Женя Уздечкин, остывая и обсыхая на диванчике после камбуза, обыкновенно уносился мыслями в будущее. Он мечтал о том времени, когда Река станет глубокой и широкой, по-настоящему судоходной и встанут на ее берегах белые города, населенные молодым человечеством… Моторист Гена Карнаухов, покуривая сигаретку, напротив, думал о том, что лучше бы не строили на Реке одну за другой плотины — тогда рыбе жилось бы в воде спокойнее и вольнее. За неуемный рыбачий азарт Карнаухова в экипаже называли Пескарем… Чаще других отдыхал на диванчике моторист Бурнин. Этот сильный крупный парень двадцати шести лет не любил ходить в парикмахерскую, носил дикую густую гриву. Глядя вдаль из-под тяжелой, сбитой набок челки, Бурнин старался ни о чем не думать, просто наслаждался возможностью посидеть на вольном воздухе и ничего не делать. Выходил на палубу и капитан теплохода Кирилл Дорофеев, обычно с растрепанной толстой книжкой. Он работал на Реке уже седьмой год. Реже всех присаживался на диванчик помощник капитана Владимир Ведерников. Квалифицированный судоводитель, он пять лет после речного техникума плавал механиком на волжском теплоходе. В Сибири Ведерников был новичком, хотел поскорее изучить Реку и потому почти не отходил от штурвального колеса в ходовой рубке.

Уже второй день теплоход «Ласточка» тащил пустые баржи из поселка Временный на свою базу в Среднереченске. Против течения скорость была невелика, и попасть домой экипаж рассчитывал не ранее чем через два дня. Пока рейс складывался нормально, в ходовой рубке на полную мощь работал транзисторный приемник.

Первым заметил лося Карнаухов, он не поверил своим глазам и выхватил у Ведерникова бинокль. Лось, вернее лосенок, ушастый, безрогий, на светлых длинных ногах бежал по берегу в том же направлении, в котором двигалась «Ласточка». Берег был высоким, крутым, густо заросшим тайгой, но вдоль кромки Реки тянулась вровень с водой узкая каменистая полоска прибрежья, по которой медленно трусил зверь. В бинокль Карнаухову было хорошо видно, какой он мосластый, молодой, беспечный.

Заметили зверя и в ходовой рубке. Выскочил из камбуза голый по пояс Женя Уздечкин. Капитан Дорофеев крутил колесо штурвала, чтобы приблизиться насколько возможно к берегу. А лосенок бежал, не обращая внимания на теплоход и тащившиеся за ним бокастые, крашенные суриком баржи.

Будто собственной рукой прощупывал дно Дорофеев — сумел очень близко прижаться к берегу. Лось стал отчетливо виден и без бинокля. Ничего он не слышал, не замечал, бежал себе по каменистому прибрежью. В него уже вполне можно было стрелять. Ружье — тулка двенадцатого калибра — висело в чехле над койкой Ведерникова.

На пределе шепота, едва сдерживаясь, Бурнин воскликнул:

— Не тяни резину, шеф! Тащи свою пушку!

Ведерников не отрывал взгляда от лосенка, в его прищуренных глазах полыхал охотничий азарт. «Если капитан сошел с фарватера и, рискуя удариться дном о камни, крадется вдоль берега… если вся команда этого хочет — почему бы и не шарахнуть! — торопливо размышлял он. — Да, но за убитого лося штраф. Большой штраф».

— Володь, я стрельну, ладно? — попросил Карнаухов. — У меня рука точняк, одной пулей завалю!

— Подожди, — не взглянув на Карнаухова, ответил помощник капитана. — Ты погоди… Это же лось!..

— Кто не рискует, тот не ест мяса! — насмешливо бросил Бурнин.

Ведерников оглянулся на ходовую рубку, из двери которой, едва дотягиваясь до штурвального колеса, высунулся капитан. У Дорофеева ярче обычного синели глаза. Карнаухов смотрел то на Ведерникова, то на дверь в рубку, куда надо было бежать за ружьем. Такая нежданная добыча! Столько прекрасного, нежного, дармового мяса!

— Неси! — шепнул Ведерников Карнаухову.

Через несколько секунд тот вернулся с ружьем и патронташем. Ведерников перезарядил, бросив под ноги патроны с дробью, и вскинул тулку.

Лосенок бежал, не прибавляя шагу.

«Еще немножко… чуть-чуть ближе…» — сдерживал себя Ведерников. На мгновение он отвел взгляд — справа стоял Уздечкин. Кока трепала сильная дрожь.

Все ждали выстрела. А лосенок так беспечно, так неторопливо, так близко трусил вдоль кромки воды, что, казалось, был слышен цокот его копытец о камни.

Ведерников целился в голову. Но тут он вспомнил, что под койкой в чемодане вместе с деньгами и документами лежит сложенный вчетверо лист из тетради, на котором он написал докладную записку.

Азарт его рассеялся и озноб сняло как рукой. Ведерников опустил ружье.

— Стреляй же… Стреляй! — злобно закричал Бурнин.

— Дай, Володь! Ну дай… Я не промажу, у меня точняк! — просил Карнаухов.

Капитан Дорофеев вышел на палубу.

— Что, жалко стало? — спросил он, прищурив голубые глаза.

— Молодой еще, — спокойно ответил Ведерников. — Пусть бегает.

— Правильно!.. Нет, это в самом деле так! — возбужденно зачастил Уздечкин. — Я с самого начала так и думал: нельзя, он ведь совсем еще ребенок!

— Сам ты ребенок! Вместе с… — Бурнин не договорил и сплюнул за борт. Он сел на диванчик и отвернулся от берега, чтобы не видеть убегавшего лосенка.

Снова на полных оборотах стучал двигатель. Теплоход отворачивал от берега, чтобы вернуться на фарватер. Чуть сутулясь, Дорофеев стоял у штурвального колеса и всматривался в далекие бакены и вешки. Рядом с ним дымил сигаретой печальный Карнаухов. Кок Уздечкин гремел на камбузе кастрюлями.

Ведерников разрядил ружье, спрятал его в чехол и спустился в кубрик. Там, обессиленный, он лег на свою койку.

«Распустил их Дорофеев окончательно! — думал он, вглядываясь в каплю засохшей краски на низком потолке. — Учебные тревоги не проводит. Расписание вахт постоянно нарушается. Записи в бортовой журнал заносятся нерегулярно… Так нельзя! С такой командой не только план не выполнишь, но и до беды недолго. Но ничего! Скоро все станет по-другому. Порядок на судне — это все! И я наведу здесь порядок!»

Всю первую половину дня, восемь часов подряд, отстоял Ведерников у штурвала. Теперь он имел полное право отдохнуть. Он мог даже поспать. Но не спалось помощнику капитана.

Он поднялся, достал