источника тёмной энергии. В самый раз для меня. И в самый раз для моей возможной могилы.

Я сунулся в зловонное болото, пахнущее отравой и смертью, наугад и едва не утонул в первые же минуты. Нужно было искать какой-то выход. Комок предложил построить самолёт из дерева и кожи, Оскал молчал, а я думал. Придумал только поискать какого-нибудь проводника. Если не среди людей, то хотя бы из местной-то нечисти можно же кого-нибудь найти?

Я охотился ещё два дня. Утопленники с зеленоватой ядовитой кожей и перепонками на пальцах, полулюди-полулягушки и зубастые ящеры в набедренных повязках явно обладали разумом, но на контакт идти не хотели. Возможно, я не знал их языка — общались между собой они какой-то странной смесью шипения и кваканья. Остальные местные обитатели разумом не отличались, зато имели длинные лапы, большие клыки, целый арсенал ядовитых шипов, плевков, когтей и, в придачу, мерзкий характер.

Комок предложил мне построить катапульту, чтобы запустить нас в небо. Уж очень он хотел полетать. Оскал шипел от боли, вытаскивая зубами из своей передней лапы ядовитые шипы.

Больше времени терять было нельзя. Я начал впадать в отчаянье.

Я помотался по округе, ещё раз попробовав найти тропу через болото, но тщетно. Пришлось вернуться к своему гнёздышку — шалашу, который стоял рядом с относительно чистой горячей лужей, сейчас никак с болотом не сообщающейся, но, судя по растущему уровню воды, скоро они должны были слиться в единое целое. Вообще, соваться на болота весной — очень плохая идея, даже если какие-то тропы и были, то их могло затопить талыми водами. Но что мне оставалось?

Я собрал свои пожитки, намереваясь идти на юго-восток, чтобы в случае неудачи хоть как-то сократить крюк. Возможно, удастся обойти болото, хотя я слабо на это надеялся: болото простиралось, насколько видел глаз. Да и вообще, вполне может оказаться так, что вход в «карман» именно в болоте и находится. Но перед тем как выйти, мне пришла в голову идея искупаться. У меня аж всё тело зачесалось. Если честно, первый свой день на окраине болота я почти весь отмокал в горячей воде и стирал одежду — за зиму мне подвернулось лишь три случая искупаться. Причём, один раз я купался в ледяной реке прямо в одежде и с сумкой, убегая от тех охотников.

Я оставил одежду на траве, взяв с собой только тесак — всё равно ничего опасного по близости нет, да и Оскал в случае чего поднимет тревогу. Погружение в горячую воду было божественным. Мои мышцы задёргались, расслабляясь, я закрыл глаза…

Гарпун прошил моё правое плечо — я всё-таки успел среагировать, но в воде мои движения были стеснены. У меня ни плаща, ни маски, я даже…

Второй гарпун глубоко вошёл мне в правый бок, третий — в бедро. Веревки дёрнулись и потащили меня к берегу, где стояла возникшая из ниоткуда группа людей. Новички, не меньше дюжины человек. А с ними невысокая утопленница с зеленоватой кожей и смешными перепончатыми ушами. Вот только мне-то было совсем не смешно. А уж после того, как я увидел окровавленного Оскала, валяющегося в ногах одного из моих пленителей, я окончательно разозлился.

Но дать волю своей Злобе не мог.

Меня вытащили на берег. Высокий воин в панцирном доспехе и с двуручником в руках наступил мне на правую кисть. Пришлось бросить тесак.

— Это он что ли тут ошивается и всех распугивает? — спросил один из новичков у утопленницы.

— Да. Замучил моего отца до смерти, пытаясь выведать дорогу через болото. И кроме отца ещё кучу народу положил.

— Так вы и по-человечески понимаете, — прошипел я.

Воин склонился надо мной и неприятно улыбнулся.

— Они — понимают, а вот ты скоро перестанешь.

Он отвесил мне тяжёлую пощёчину. Я в который раз поблагодарил Комка за новые зубы — старые бы я после такого удара выплюнул. Выглядели-то они обычно совсем как человеческие, но были куда крепче. А вот если я злился, то зубы деформировались, особенно клыки. Как сейчас. Вторая оплеуха была ещё жестче первой. Но меня, по крайней мере, поддержали, чтобы я не упал, и, вывернув голову, я увидел, что Оскал ещё дышит. Комок, как это часто было в критической ситуации, помалкивал — он сейчас был целиком занят тем, что искал хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации.

Но уже через пару секунд всё стало ещё хуже.

— Эй, Гарт, посмотри-ка, знакомые шмотки! — крикнул один из отряда, до этого громивший мой шалаш. — Маска и плащ. Это тот ублюдок, что пару месяцев назад от нас с Эшком ушёл. Я-то думал, что он в реке подо льдом утонул, ан нет. Живучий говнюк оказался.

— Посмотрим, переживёт ли он переизбыток железа в организме.

— Погодите, — сухо сказал тот охотник, которого назвали Эшком. Это был тощий парень с длинным лицом и чёрными сальными волосами. Наконечник его стрелы после первого знакомства я выковыривал ножом из собственного же бока, наверное, не меньше часа.

— Что такое? — зло спросил первый охотник. — Ещё за ним побегать хочешь?

— Нет. Но мы должны дождаться Судью.

У меня по телу прошла дрожь. Кого они должны дождаться? Судью?

А я тогда кто? Комок говорил мне, что в случаях, когда судьба мира висит на волоске, появляется Судья. Один-единственный. И я уже думал, что кто такой Судья — дело решённое. Излишней скромностью я не страдал.

— Ладно, — прошипел Гарт, сплёвывая. — Дождёмся Судью. — Он дёрнул гарпун, стараясь сделать так, чтобы мне было как можно больнее. Ему это удалось.

— Никакой излишней жестокости, — сказал Эшк.

— Хорошо! Но и гарпуны я из него вытаскивать не собираюсь. Или ты хочешь ещё пару дней за ним побегать?

— Нет. Просто оставь его.

«Придётся ждать Судью, — сказал мне Комок. — Я ничем не могу помочь».

«Боль хотя бы сними».

«И так».

Я про себя застонал. Кровь из моих ран уже не текла, плоть готовилась срастись. Вообще, очень удобно, когда раны склеиваются сразу, но потом они очень долго болят, срастаясь окончательно, и могут раскрыться в самый неподходящий момент…

… что-то заговорило во мне, но я сразу же задвинул это нечто за границы своего сознания. Никаких воспоминаний. Некоторые вещи, которые я видел зимой, слишком жестоки и чудовищны даже для меня, повидавшего всякое. Я просто забыл их, а Комок мне в этом помогал. Забыл, конечно, не до конца, мне чуть ли не через день снились кошмары, но даже это куда лучше, чем помнить. Я — лишь слабый человек, я имею право на то, чтобы не помнить многое.

Тем временем мои вещи уже поделили. Маску и несколько амулетов решили выбросить — парни считали себя верными последователями Корда, и амулеты, которые я забрал у оккультистов и пары ведьм, встретившихся мне зимой, им были не нужны. Ломать, впрочем, ничего не стали,