керулеанского шелка, с невероятно жесткой баской, подчеркивающей грудь. Длинные иссиня-черные волосы, свободно распущенные, спускались до талии, обрамляя продолговатый овал лица и темные раскосые глаза.

— Ты прекрасно выглядишь, Серена, — сказал он.

— Спасибо, Остиан. — Серена подошла ближе и поправила его воротничок. — А вот ты как будто спал в своем костюме.

— Это хороший костюм, — запротестовал Остиан, пока она развязывала и вновь старательно затягивала аккуратный узел на его галстуке.

— Хороший — еще не отличный, мой дорогой, — сказала Серена. — Тебе это известно. После этого проклятого концерта Бекья возгордится еще больше, и я не хочу, чтобы она сказала, что мы, художники, смущали ее своим неопрятным богемным видом.

Остиан усмехнулся:

— Да, она скептически относится к прикладным видам искусства.

— Это все от изнеженного воспитания в ульях Европы, — заметила Серена. — Скажи, я правильно поняла: ты готов приступить к работе?

— Да, — кивнул Остиан. — Готов. Теперь я вижу, что скрывается внутри. Мне осталось только освободить его.

— Что ж, я думаю, лорд Фулгрим будет рад это узнать, — сказала Серена. — Как я слышала, он просил изволения самого Императора, чтобы доставить этот камень с Терры.

— О, пожалуйста, не надо на меня давить, — попросил Остиан, когда Серена отошла от него, убедившись, что скульптор выглядит должным образом.

— Все будет прекрасно, дорогой. Ты и твои руки скоро заставят этот мрамор петь.

— А как твоя работа? — спросил Остиан. — Получается портрет?

Серена вздохнула:

— Продвигается понемногу, но лорд Фулгрим так жаждет боя, что у него почти не остается времени, чтобы мне позировать.

Остиан заметил, что Серена бессознательно начала почесывать ладони.

— С каждым днем, пока я смотрю на незаконченную работу, она мне все больше и больше не нравится. Мне кажется, что надо бы начать все заново.

— Не надо, — сказал Остиан, размыкая ее руки. — Ты преувеличиваешь. Все хорошо, и, как только Лаэран будет покорен, лорд Фулгрим сможет позировать тебе столько, сколько нужно.

Она улыбнулась, но Остиан понимал, что Серена с трудом сдерживается. Он пожалел, что не в состоянии развеять меланхолию, овладевшую душой Серены, и предотвратить вред, который она наносит самой себе.

— Пойдем, — только и сказал он. — Нельзя заставлять Бекью ждать.

Остиан не мог не признать, что Бекья Кински, музыкально одаренное дитя из европейского города-улья, была весьма привлекательной женщиной. Буйные синие волосы на ее голове напоминали ясное летнее небо, а черты лица свидетельствовали о хорошей наследственности и квалифицированной хирургической коррекции. Хотя, по мнению Остиана, чрезмерное количество декоративной косметики только отвлекало внимание от ее естественной красоты. Чуть ниже линии волос он заметил вживленные акустические устройства, а с головы свисало несколько тончайших проводков.

Бекья обучалась в лучших академиях Терры, а затем стажировалась в недавно открытой Консерватории, хотя, по правде говоря, время, проведенное в этом заведении, можно было считать потраченным зря. Преподаватели Консерватории уже не могли научить ее ничему, чего бы она не знала. Люди слушали ее оперы и композиции во всех уголках Галактики, и ее музыкальный талант был просто за рамками каких-либо сравнений. Ее музыка наполняла душу светом и, казалось, могла бы двигать горы.

На борту «Гордости Императора» Остиан уже дважды встречался с Бекьей, и каждый раз ее чудовищно раздутое эго и непомерно высокое самомнение вызывали у него неприязнь. Но по какой-то неведомой причине Бекья, казалось, благоволила ему.

Бекья, в многослойном платье под цвет волос, в одиночестве сидела на приподнятой сцене в противоположном конце концертного зала. Она опустила голову и внимательно осматривала клавесин, соединенный с множеством акустических излучателей, расположенных на стенах через равные промежутки по всему залу.

Концертный зал представлял собой широкое, отделанное темными панелями помещение с порфировыми колоннами, освещенное неяркими люминесцентными сферами на гравитационных генераторах. Мозаичные стеклянные окна с изображениями Астартес Легиона Детей Императора в пурпурно-красных плащах занимали одну стену, а вдоль второй стояли мраморные бюсты, по слухам высеченные самим примархом.

Остиан мысленно пообещал себе позже осмотреть их внимательнее.

Зал собрал около тысячи слушателей. Некоторые пришли в бежевых одеждах летописцев, другие — в строгих черных мундирах адептов Терры. Кое-кто выделялся сшитыми на заказ мундирами, брюками с лампасами и высокими черными сапогами, что выдавало представителей имперской знати. Они специально присоединились к Двадцать восьмой экспедиции, чтобы послушать выступление Бекьи.

Были среди слушателей и солдаты Имперской Армии: старшие офицеры в шлемах с плюмажами из перьев, копейщики кавалерии в золотых колетах и блюстители дисциплины в красных плащах. В концертном зале царило смешение всевозможных цветов, а бряцание шпор по деревянному полированному полу перекликалось со звоном парадных сабель.

Многообразие мундиров поразило Остиана.

— Как могут все эти офицеры находить время для посещения подобных мероприятий? — удивился он. — Разве мы не находимся в состоянии войны с чужеродной нацией?

— Дорогой мой Остиан, время для искусства всегда найдется, — ответила Серена, принимая два хрустальных кубка искрящегося вина от одного из ливрейных лакеев, беспрестанно снующих по залу. — Война, безусловно, жестокая госпожа, но она ничто в сравнении с музыкой Бекьи Кински.

— Не вижу причин, почему я должен здесь находиться, — заметил Остиан, пригубив вино и наслаждаясь освежающей прохладой напитка.

— Она же сама тебя пригласила, дурачок, а перед просьбой Бекьи мало кто может устоять.

— Но она мне даже не нравится, — возразил Остиан. — Почему я должен обращать внимание на ее приглашение?

— Потому что ты ей нравишься, глупый, — сказала Серена и шутливо ткнула его в бок локтем. — Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.

Остиан вздохнул:

— Не могу понять, как это могло случиться. Я едва ли перекинулся парой слов с этой женщиной. Она редко позволяет ввернуть хоть словечко кому-нибудь из своих собеседников.

— Можешь мне поверить. — Серена ласково дотронулась своей изящной ручкой до его запястья, — ты и сам хочешь здесь быть.

— В самом деле? Просвети меня на этот счет.

— Ты ведь еще ни разу не слышал, как играет Бекья, не так ли? — с улыбкой спросила его Серена.

— Я слышал